Выложите все ингредиенты на поджаренный хлеб и запеките, следя за тем, чтобы не сжечь ни их, ни сам хлеб, ибо ничто так не отвлекает от цвета перца, как черная корка.
Подавать на веселенькой скатерти веселому festa-люду.
Глава 10
Проснувшись наутро, Белинда полна решимости. Она отнюдь не раздавлена поражением вчерашнего вечера. Похоже, она глубоко окопалась, перегруппировала свои силы и готова вновь и вновь идти в бой с Лорен Мак-Магон. Спускаясь вниз по лестнице в кремовой нейлоновой ночной рубашке длиной до полу, которую она приберегает для дней, свободных от постояльцев, Белинда выглядит удивительно бодрой, несмотря на бутылку limoncello 128, которую она прикончила, пока смотрела повтор программы «Переделки в доме» по спутниковому телевидению. Фанат передач о домашнем ремонте и дизайне, Белинда большую часть вечера провела, крича и плюясь на Лоренса Льюлин-Бауэна и его команду, которые переделывали гостиную в Солихалле в марокканский будуар. В принципе для нее это нехарактерно. Но возможно, крики и выделение желчи принесли ей некоторую пользу: застав Мэри за завтраком, когда та нерешительно откусывает кусок намазанного маслом тоста, Белинда поначалу ведет себя вполне дружелюбно.
– Ну что, с нетерпением ожидаешь сегодняшнего праздника? – спрашивает она, плюхаясь на жесткий стул, обычно предназначенный для постояльцев.
– Гм… да, – говорит Мэри и поднимает голову в надежде, что дала правильный ответ.
– Хорошо, – говорит Белинда, беря кусок сахара из белой фарфоровой вазочки, – привычка, за которую она часто бранит Мэри. – А я, пожалуй, не пойду.
– Ну что ты, мама! – говорит Мэри с теплой, ободряющей улыбкой. – Ты не можешь не пойти. Без тебя праздника не будет. Ты – Контесса долины, ты должна пойти. Нам тебя будет не хватать.
– Хорошо. – Белинда заталкивает кусок сахара в рот. – Это именно тот ответ, который мне был нужен. У меня есть план, – хрустит она сахаром. – Пожалуй, я сегодня появлюсь там поздно, – добавляет она, улыбаясь своему отражению в окне и пытаясь пригладить свои волосы а-ля Эйнштейн. – Ну, скажем, достаточно поздно, чтобы все успели подумать, что я, вероятно, совсем не приду, чтобы им меня не хватало и они стали волноваться… А потом, когда они заскучают и устанут ждать, пока начнется хоть какое-нибудь веселье и развлечение, – тогда явлюсь я. – Она встает со стула и начинает расписывать свое чудесное появление. – Я ворвусь туда, я буду выглядеть волшебно, у меня будет волшебная еда для пикника и… и я спасу день.
– Тебе не понадобится еда для пикника, мама, – улыбается Мэри. – Австралийки ее принесут, ты помнишь?
– Лесбиянки? – фыркает Белинда, устав рисовать свою картину и опуская руки на бедра. – Ты разве ничего не знаешь, Мария?
– А что? – спрашивает Мэри.
– Мужчины-гомосексуалисты готовят фантастически, а женщины-гомосексуалки готовить не умеют, – выговаривает она. – Это общеизвестно.
– Правда? – спрашивает Мэри.
– Конечно, правда. В любом случае я всегда готовила для пикника. И не вижу, почему бы мне не сделать этого в нынешнем году.
– Возможно, найдется не много охотников отведать твою еду после вчерашнего вечера. – Мэри пытается обращаться с матерью аккуратно и ласково.
– Это было просто смешно, – возражает Белинда, откидываясь на спинку стула. – Я в жизни не слышала такого несусветного вздора и чепухи из-за каких-то просроченных креветок. Честно говоря, можно было подумать, что разразилась третья мировая война, – так вела себя americana. Боже! И этот ее самовлюбленный сынок… – Мэри смотрит в сторону. – Ты что, вздрогнула? – спрашивает Белинда.
– Нет, – говорит Мэри.
– Ты уверена? – Белинда вглядывается в лицо дочери. – Ты ведь знаешь, как надо вести себя с Кевином.
– Его имя – Кайл, – говорит Мэри, почти огрызаясь.
– Кайл, Кевин – для меня это все равно, – говорит Белинда. – Он ужасный, и ты с ним не должна иметь ничего общего. По правде говоря, я даже не хочу, чтобы ты смотрела на него сегодня на festa, слышишь меня?
– Что? Даже просто взглянуть нельзя?
– Не дерзи мне, – говорит Белинда. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы ты с ним общалась.
– Не знаю, что ты имеешь против него, – продолжает Мэри. – Правда, не знаю. Он умный, он красивый, он изучает музыку в Йеле. Большинство матерей гордились бы союзом своей дочери с таким мужчиной.
– Да, конечно, – Белинда придвигается ближе к ней, – существует только одно «но». Я знакома с его матерью! – Она поднимает бровь и отворачивается. – Так вот, если ты не хочешь, чтобы тебя выставили на улицу и ты осталась без денег, без работы и без жилья, советую тебе играть по моим правилам, – добавляет она, поежившись. – Или можешь отправляться домой, к отцу.
Мэри не отвечает, а лишь ниже опускается на своем жестком стуле и пытается продолжать жевать тост. Положение ее и Кайла становится невыносимым. Ночью, убирая последствия неудачной вечеринки, слыша крики матери, адресованные телевизору, она могла думать только о Кайле: о прикосновении его кожи, когда он держал ее за руку, о его мягком дыхании на ее щеке, когда он говорил с ней, о запахе его тела, когда он стоял рядом с ней, – такой близкий и такой недоступный. Она знает, что и он чувствует то же самое по отношению к ней. Эти запретные часы, которые они провели, лежа в траве рядом или сидя и разговаривая под оливковым деревом, или когда они (очень редко!) осмеливались прогуляться вместе вдоль ручья по дну долины, – все эти теплые, интимные моменты говорят ей о том, что она тоже ему нравится. И эта тоска в его голосе, и то, как он смотрит на нее, когда думает, что она не видит… Она знает, что он чувствует то же самое. Мэри откусывает небольшой кусочек от своего тоста. Мысль о том, что она пойдет на Festa di Formaggio и будет сидеть там рядом с матерью, видя его и не имея возможности поговорить с "ним, прикоснуться к нему и быть с ним, – нет, это больше, чем она способна вынести!
– Мам? – говорит она тихо.
– Да?
– Пожалуй, я не хочу идти на festa.
– Что? – говорит Белинда, поворачиваясь и внимательно глядя на дочь. – Конечно же, ты пойдешь.
Мне правда не хочется, мам. Пожалуйста, не заставляй меня идти, – говорит Мэри, в ужасе от перспективы, которая перед ней разворачивается. Она вздрагивает. – Я просто не хочу идти, – Ты что, всерьез предлагаешь мне ехать туда одной? – спрашивает Белинда. – После всего, что произошло? После этого ужасного бардака, который ты устроила на моей вечеринке своей стряпней? Думаешь, ты можешь предоставить мне одной держать ответ? Расплачиваться за твои ошибки? – Мэри пытается возразить. Белинда поднимает руку и качает головой: – Я так не думаю, юная леди. Ты поедешь со мной, даже если мне придется тащить тебя за волосы. И я больше ничего не хочу об этом слышать. А теперь иди позвони Джованне и закажи ей провизию для пикника на своем самом лучшем итальянском, хорошо, дорогая? Я не хочу больше никаких ошибок, поэтому собираюсь на этот раз попросить ее приготовить для нас еду. Скажи ей, что я хочу, чтобы эта еда была rustica и Tuscano настолько, насколько это возможно, хорошо?
– Rustico и toscano? – поправляет Мэри, обессиленно поднимаясь со стула и отправляясь к телефону. Когда мать настроена так воинственно и требовательно, с ней действительно нет никакой возможности спорить. Мэри пойдет на Festa di Formaggio, ей придется сидеть рядом с любовью всей ее жизни и не говорить с ним, не смотреть на него, не общаться с ним и даже делать вид, будто ей весело на этом празднике.
Белинда потирает руки, поздравляя себя с успешно проделанной работой. Она выходит на террасу и потягивается в лучах утреннего солнца. Долина внизу нежится в потоках мягкого, теплого, желтого света. Бьянки собрали урожай табака на плантации непосредственно напротив «Casa Mia». Отдельные подсолнухи на их поле до сих пор в полном цвету, их яркие лица обращены в одну и ту же сторону, как у секретарей во время перерыва на ленч: они впитывают в себя солнце. Белинда досматривает свои владения. Трава сухая и жесткая, ей не хватает воды. С лавандовых кустов нужно срезать засохшие цветки, с гераней тоже. На фиговом дереве появились три зеленых плода, которым еще предстоит созреть. Она улыбается: может, вызвать Франко и поручить ему кое-какую работу на следующей неделе? На террасе, кроме того, нужно подмести. Джулии, право же, стоит побольше шевелиться. Пара стаканов с недопитым вином все еще стоит в цветочных кадках – таким поспешным было бегство гостей. Стоя на верхней ступеньке крыльца, она замечает недоеденный волован с креветками под розмариновым кустом. Даже муравьи не посчитали возможным подчистить этот огрызок.