— Прогул есть прогул.
Что скажешь на это? Правильно говорит: прогуливать нельзя. Однако бывают же объективные причины. Ну, вот эта — машина сломалась. Он сам четыре дня назад уезжал в командировку в дальний угол района, несомненно, охотился на зайцев. А если бы сломалась машина, неужели не опоздал бы на работу? В таких вопросах мы — два руководителя района — должны были поддерживать друг друга. В интересах общего дела не придираться к мелочам.
— На какой вы машине ездили? — спросил Силянняхов.
— Вы же сами знаете, моя машина в ремонте, — ответил я, стараясь держаться спокойно. — Не я компанию сколачивал, меня самого пригласили люди, у которых было место в машине.
— Какие люди?
— Из райздрава.
— На вездеходе?
— И вездеход не помог — сломался.
— Хирурга Сергеева вы взяли с собой?
— Никого я с собой не брал! Меня самого взяли — говорю же вам! — Я вскочил и стал ходить взад-вперёд по кабинету. — Что это за следствие такое, а? Матвей Маппырович, я — председатель исполкома райсовета, и было бы лучше, если бы вы разговаривали со мной другим тоном.
Силянняхов, пока я метался по кабинету, сидел молча. Затем, когда я успокоился немного, указал на стул:
— Садитесь. Я ничего оскорбительного не сказал. А вот насчёт следствия… Это — не следствие. Секретарь райкома говорит с коммунистом. Кроме того, решаем не какой-нибудь текущий вопрос. «Кто виноват в смерти человека?» — так стоит вопрос.
В тот момент я как будто снова услышал крики жены, не по себе мне стало.
— В «Дабане» в пятницу вечером у пятнадцатилетней девочки начался приступ аппендицита, — продолжал Силянняхов, — а в посёлке, кроме самосвала, старой развалины, ни одной машины — все угнали охотники. На том самосвале и повезли девочку. Одолели несколько вёрст — мотор заглох. С отчаяния попытались проехать на «Москвиче», но тот сразу застрял в грязи. Куда уж в такое время «Москвичу» пройти по нашей дороге! Просят райбольницу отправить к ним вездеход, — а он с охотниками в тайге. Хирург тоже уехал на охоту. Субботней ночью меня нашли по телефону в совхозе «Таал». Той ночью всех в городе подняли на ноги — от начальника санитарной авиации до министра. И добились вертолёта. Опоздали, не смогли спасти девочку.
— Да… печальная история.
— Не только печальная, но и преступная.
Пожалуй, он прав. Если вдуматься серьёзно, в самом деле, произошёл случай, могущий взволновать и возмутить каждого: обычная операция могла бы спасти девочку, а она умерла. Они там, в совхозе, тоже хороши: с тупым упорством пытались проехать по такой непролазной грязи. Узнав, что в райцентре нет хирурга, надо было сразу добиваться вертолёта.
— Матвей Маппырович, какой прискорбный случай! Хотя ещё до прихода к вам слышал о нём, но за информацию спасибо.
— Кирик Григорьевич, я пригласил вас не для того, чтобы информировать. Я задавал вам вопросы, так как вы — человек, имеющий прямое отношение к этому делу. Обо всём теперь поговорим на бюро. О том, что прогуляли полдня, как отправились на охоту на служебной машине, почему взяли с собой хирурга, который не должен был отлучаться из райцентра.
— Говорю же вам, Матвей Маппырович, я никого с собой не брал, сам кое-как вклинился в чужую машину.
— Не забывайте: вы — председатель исполкома райсовета. Вы должны были понимать, что значит для нашего района, да ещё в пору бездорожья, санитарный вездеход. Если руководитель совершает вместе с другими проступок, ответ он должен держать первым, и спрашивают с него строже, чем с других.
Стиснув зубы, я вышел из кабинета.
Через пару дней заседало бюро. Главному врачу райбольницы дали строгий выговор с занесением в учётную карточку. Хирург был беспартийный. Постановили передать его дело на усмотрение администрации. Она должна была решать, оставить его на работе или уволить. Мне закатили выговор. Это несмотря на то, что главный врач всячески защищал меня, принимал всю вину на себя. На бюро я молчал, сказал только: «Вину признаю». Сразу понял: бесполезно что-либо доказывать.