— Вы проиграли, господин есаул, — сказал он. — Шахматы — это искусство. Грубая сила здесь не котируется. Ваш ферзь погиб.
— Погиб, — согласился есаул и быстро, не думая, рванул по диагонали слона к черному, прижатому в угол королю: — Шах. Следующий ход — мат.
Выигрыш был мастерский — с жертвой ферзя. Комов присвистнул, покачал головой.
— Поздравляю, господин Кульнев. Вот уж не подозревал…
— Итак? — Желтые глаза есаула цепко смотрели на Комова. — Детонаторы, надо полагать, там? — Он кивнул на дверь, скрытую портьерой. — Может быть, посмотрим?
Комов подошел к шкафчику, достал начатую бутылку коньяка, налил себе и есаулу.
— Ваше здоровье, господин Кульнев.
Есаул потянул дверь — она была заперта.
— Ключ?
Комов сказал весело:
— К чему? Я же не отрицаю — детонаторы там. Сегодня привезу еще два ящика.
Есаул нажал на дверь — она заскрипела.
— Одну минуту! — Комов порылся в карманах, протянул есаулу плотный, вчетверо сложенный лист бумаги. — Взгляните.
На гладком, с гербовой печатью листе значилось: “Коменданту порохового склада полковнику Бурсаковскому. Выдать подателю сего господину Комову требуемое количество детонаторов и динамита. Начальник штаба верховного правителя генерал Лебедев”.
Рябоватое лицо есаула покрылось бурыми пятнами.
— Какого же черта вы молчали? — грубо сказал он.
Комов громко рассмеялся. Придвинул есаулу рюмку.
— Реванш, господин Кульнев. В отместку за шахматы. Пейте, коньяк отличный…
***Мостков и Воротынцев отошли от стены. Сели к столу. С улицы донесся стук копыт.
— Плохо, — сказал Мостков. — Отсюда нужно уходить.
— Комова я знаю, — задумчиво проговорил Воротынцев. — Вместе учились. Странный человек. Но доносить не будет. Я другое думаю: можно воспользоваться разрешением Лебедева. Довезти динамит до Куломзина не так-то просто.
Мостков с сомнением покачал головой.
— Если Комов узнает…
— Не узнает, — перебил Воротынцев. — Сделаю так, что не узнает… Ну, соглашайся!
Мостков помолчал. Достал кисет с махоркой, свернул цигарку.
— Ладно. Попробуй. Но помни: о восстании ни полслова. Прежде всего выясни, как к нему попало это разрешение. И для чего ему понадобился динамит.
Мостков взглянул в окно, нахлобучил меховой треух, скользнул в дверь. Сергей Николаевич смотрел на потухшую печь, ждал. Потом вышел, постучал к Комову.
Дверь открылась рывком.
— Ну? Кто?.. Воротынцев? Вот встреча! — Комов обрадованно засмеялся. — Заходи, Сергей Николаевич, раздевайся, у меня тепло. Черт, вот встреча! Ты мне нужен, сегодня только думал, как тебя разыскать…
Он придвинул кресло к высокой, в изразцах печи.
— Садись, садись… Как ты нашел меня? Случайно? Ха… Сегодня у меня день случайных встреч. Только что был есаул из контрразведки. Подлец, даже родословную знает. И родителя моего вспомнил, и университет… Эх, было золотое время! — Комов быстро шагал, почти бегал по комнате. Говорил он громко, оживленно. В темных глазах лихорадочно отсвечивали огоньки. Худощавое, бледное лицо порозовело. — Сколько воды утекло! Но ничего! Все впереди… Все возьму, за все годы… Ты что сейчас делаешь?
— Работаю на чугунолитейном.
— А с большевиками как? — И не дожидаясь ответа: — Ладно, твое дело. Я другое хочу знать: что думаешь дальше?
Воротынцев пожал плечами, промолчал. Комов подтолкнул кресло, сел рядом, совсем близко.
— Глупый вопрос — сам знаю. Такое время — живем на вулкане… Ну да я не об этом. Хочешь со мной работать? Дело огромное, миллиардное.
Комов принес коньяк, нарезал бисквит.
— Выпьем, Сергей Николаевич. Выпьем за ум, за дерзость.
Воротынцев удобнее устроился в кресле, потянулся к папиросам — на столике лежала начатая пачка. Комов вновь наполнил рюмки.
— Помнишь, в гимназии учили легенду об Архимеде? При осаде Сиракуз Архимед зеркалами сжег римский флот… Выпьем за старика Архимеда — он навел меня на великую мысль.
Комов поставил рюмку, надломил бисквит. Сказал тихо, серьезно:
— Тепловые лучи. Оружие, которого не знал мир. Сомневаешься? Вижу, по глазам вижу… Зря. Сто семьдесят лет назад Бюффон построил зажигательный прибор из нескольких десятков зеркал. Этой штукой удавалось зажечь лежащую в ста шагах смолистую сосновую доску. Но это ерунда, детские игрушки! Чтобы сжигать на расстоянии в одну версту, потребовалось бы зеркало высотой с Эйфелеву башню… Помнишь формулу Манжена? Освещенность прямо пропорциональна яркости источника света и его площади. Площадь зеркал увеличивать нельзя, тут зеркала вообще не годятся: прибор должен быть небольшим. Но яркость… За счет концентрации светового пучка ее можно сделать огромной.