– Ну и что? – сунулся, распихав всех, Артем. Ирина Витальевна свободной рукой отодвинула его в сторону:
– А это тоже гранит.
– Гранит? – удивились дети.
– Да. Он распадается, и в результате из кварца, вы уже знаете, получается песок, а полевой шпат и слюда, измельчаясь, образуют…
– Глину! – первой догадалась Неля.
– Тему урока вы уже знаете – «Образование глины и песка». А теперь вернемся в класс и коротко запишем итоги нашей экскурсии.
… Мальчишки полетели вниз. Ветер свистел в ушах, ноги несли сами. Мальчишки жужжали и рычали, в их руках были рули из веток. Они – гонщики! Летели, и воздух, настоянный на запахах прелых листьев и хвои обвевал их, холодил щеки и уши… Они скоро домчатся до школы, успеют передохнуть и попрыгать в пустом классе, пока придет Ирина Витальевна.
Девочки тоже не удержались, ринулись следом за одноклассниками. И у самой молоденькой учительницы было желание помчаться следом за своими учениками, но она сдержала себя – не солидно как-то. Если бы урок физкультуры – другое дело. Там можно побегать, поиграть с детьми…
Отсюда, с высоты, село – как на ладони. На западе и севере – поля, поля, до самой кромки далекого леса, на востоке – вот эта сопка и еще гряда сопочек пониже, лес. С юга село огибает речка Ургуйка. В селе две длинные улицы, с юга на север, да несколько улиц поперек, вдаются прямо в лес, и сосны, березы растут в оградах, огородах. С виду тихое, сонное, добродушное село…
Ирина Витальевна вспомнила, что надо еще успеть дать домашнее задание и поспешила в школу.
Глава 3. Рыжая Ада
Дом, в котором жили Ирина Витальевна и ее новый сосед, Сурков, был четырехквартирным. С их стороны двор зарос бурьяном, забор едва держался. С другой стороны проживала пенсионерка Поля, бывшая школьная уборщица. Ее ограда была чистенькой, дорожка выложена кирпичом, на клумбах цвели поздние астры, вдоль крепкого забора тянулась ровная поленница.
Квартирка у нее, как у всех, была крошечная – кухонька да комната, но очень уютная. Полки украшали кружевные салфетки, на полу лежали полосатые домотканые половички. Четвертая квартирка с ее стороны пустовала, там шел ремонт. Ждали учителя химии, для него и готовили жилье.
Заканчивался первый учебный месяц, когда долгожданный химик прибыл. Вернее – химичка, Ада Андреевна. Пока в квартире досыхали свежевыкрашенные полы, ее временно поселили у Ирины Витальевны.
Она вошла в Иринину квартирку, рыжая, высокая, полновато-рыхлая, и хозяйка, тихо вздохнув, поняла: придется уступать свою узкую девичью кровать гостье, а самой ютиться на раскладушке.
Ада Андреевна сразу так заполнила собой пространство, что стало трудно дышать. Или это духи у нее были такие – пряные, смесь сандала, орхидеи и арабского жасмина. Конечно, Ирина никогда бы не разобралась в столь изысканном цветочном букете, если бы Ада сама не похвасталась. Духи, по ее словам, на рынке стоили две Ирининых зарплаты. Ирина бы больше заплатила, только бы поскорее запах этот выветрился из квартирки. Но пока приходилось терпеть.
Ада, едва вошла в квартирку, окинула тоненькую фигурку Ирины цепким глазом. Пшеничные волосы, некрашеные, собраны в хвост, серые глаза в светлых ресничках, розовые губы.
«Деревенское дитя, наивность бесподобная, – вынесла она, по привычке классифицировать людей, мысленное определение, и вздохнула с легкой завистью, – мне бы такую кожу, я без косметики в зеркало смотреть боюсь. Конечно, у них тут, в деревне – воздух, экологически чистые продукты…».
Аду Ирина разглядела вечером, за ужином. Гостья оказалась ее ровесницей, во что трудно было поверить. У нее были короткая стрижка морковно-рыжего цвета, точеный длинный нос, оранжево-накрашенные губы и глаза то ли желтые, то ли коричневые… Цвет разбавленного водой чая. Была в Аде красота, но отталкивающая. Почему – Ирина не могла пока понять.
… Класс заворожено следил: колбочка должна была сорваться. Но нет, обошлось. Теперь пробирка… Как химичка умудрялась манипулировать стекляшками, имея такие ногти? Ярко выкрашенные ногти, хотелось сказать – когти, были чудовищной длины.
Ада Андреевна установила штатив с пробиркой, зажгла спиртовку. Поплыл острый запах. Учительница накинула на огонь стеклянный колпачок и, монотонно объясняя, записала формулы на доске.
Кому она говорила? Мелу, что крошился в когтистых пальцах? Доске? Кому угодно, только не ученикам. Но они старательно списывали формулы в тетради. Она ходила по рядам, зорким взором поглядывала в ученические каракули, сразу замечала ошибки и подчеркивала их ногтем, почти прорезая лист бумаги.