Постепенно дом их стал наполнятся случайными людьми. Сидели по долгу, шумно и весело. Мужики менялись часто, некоторые задерживались на какое-то время. Весея многих согревала в своей постели.
Так продолжалось очень долго.
Беловук сначала пугался громких посетителей, но со временем привык. Веселые, разгоряченные тетки часто тискали его, угощали вкусностями.
Со временем посиделки изменились. Не стало веселья, легкости. На их смену пришли злые мрачные лица, громкая ругань, а иногда и драки.
Беловуку казалось, даже лампочки в их доме стали светить не так ярко.
Весея перестала следить за ребёнком, перестала следить за собой. Медленно превращалась в какую-то унылую, дурно пахнувшую развалину.
От табачного дыма резало глаза. Нестерпимо воняло какой-то кислятиной. Было темно.
Весея плавала в дурмане, то откроет глаза, то опять нырнёт в забытье.
Рядом с ней кто-то лежал. Она не знала кто и это её не сильно волновало. Только дайте поспать. Невыносимо хотелось спать.
Тело, лежавшие рядом, пошевелилось, перекатилось на край и, скрипнув старыми пружинами, встало.
Весея не хотела этого слышать. Она хотела накрыть голову подушкой, но пощупав рукой по дивану не нашла её.
Только дайте поспать. Невыносимо хотелось спать.
Заскрипели половицы.
Тело остановилось в дверном проеме. Его качало.
Весея медленно закрыла глаза, медленно открыла.
Тело продолжало качаться в проеме двери.
Глаза медленно закрылись-открылись.
Тело облокотилось о косяк.
Глаза закрылись-открылись.
Дверной проем был пуст.
Весея отвернулась к стене.
Только дайте поспать. Невыносимо хотелось спать.
Её разбудили какие-то звуки. Точно мычит кто-то.
Она любила пасти коров. Тихо на лугу было, тепло. Пахло травами. Весея всегда спала на лугу, ругала её мать, но её всегда морило.
Весея улыбнулась.
Возня какая-то, шорох, тихая ругань и мычание, вновь вырвали её из забытья.
Дом редко молчал. Даже глубокой ночью он жил, окутанный спиртными парами и шорохами.
Весея на секунду замерла. Её одурманенный разум встрепенулся, отрезвляя хозяйку.
Впервые ей не понравились эти звуки. Впервые вызвали они тошнотворные ощущения. Впервые, за всю её жизнь, разум очистился, мысли заработали по-здоровому, быстро, четко.
Весей посмотрела на кровать Беловука.
Кровать была пуста.
Она часто пустовала. Мальчик, когда мать спала не одна уходил в зал.
Это никогда её не тревожило. Но не сейчас.
Весея, вся подобралась, быстро соскочила с кровати и бросилась в зал.
На диване шла борьба. Маленькие белый ручки бешено колотили по чужому телу. Тело запахнуло руку, готовясь нанести удар.
Мгновение.
Весея, как разъярённая кошка бросилась на тело. Она кусалась и царапалась, била ногами и руками. Но тело было сильнее, оно с легкостью стряхнуло её с себя.
Она упала, ударившись о порог.
Мгновение.
Все плыло, все качалось. Тело рычало и приближалось к ней.
Мгновение.
Сквозь дурноту, Весея увидела Беловука. Мальчик бросал в тело, все что попадало ему под руки. Подушка, книга, тарелка, деревянные кубики, все это летело из его рук.
Мгновение.
Тело, покачиваясь, развернулось к мальчику. Беловук схватил табуретку и выставив её ногами вперёд, медленно отходил от надвигающегося на его тела.
Мгновение.
Весея кинулась в кухню.
Мгновение.
Подняв руку, она со всей силу ударила тело в шею.
Оно рухнуло на пол.
Тяжело дыша, мать и сын стояли, смотря друг на друга.
Потом резко развернувшись, Весея молча ушла в спальню.
Они молча собрали вещи. Молча оделись и вышли из дома.
Сквозняк от раскрытой входной двери раскачал на кухне лампочку.
Она продолжала качаться и после ухода Весеи и Беловука.
Мгновение — её свет выхватил из мрака детские деревянные кубики.
Мгновение — её свет выхватил из мрака развороченную постель.
Мгновение — её свет выхватил из мрака большое пятно крови.
Мгновение — её свет выхватил из мрака лежащие тело с кухонным ножом в шеи.
Они шли быстро.
Беловук ни на секунду не отрывал взгляд от спины матери, мелькали деревья, кричала ночная птица. В голове было пусто. Внутри было пусто.
Спина её была для мальчика сейчас, как якорь, как спасение, как нечто большое и доброе. Впервые, он почувствовал рядом с собой мать, взрослого, надежного человека. И понимание это давало надежду, давало уверенность. Ничего ни страшно. Куда угодно за спиной этой пойдёт.
Беловук знал куда они идут, хоть и было очень темно вокруг. Он не раз ходил по этой дороге с бабкой.
Они шли в районный центр.
Мама молчала. Крепко держала большую клетчатую сумку. Шла, твёрдо и уверенно.
А потом в одно мгновение все изменилось.
Беловук, всем нутром почувствовал момент, когда она начала меняться. Даже не менять. Она начала становиться прежней. Её тело расслабилось, шаг замедлился. Зашаркали ноги по земле.
Потом она резко развернулась и присела к мальчику. Схватив его за плечи, глядя куда-то на грудь его, зачастила:
— В Талом живет моя двоюродная сестра. Нам нужно идти в Талое. В Талое, Беловук. Слышишь? Идём в Талое. Нам нужно идти в Талое. В Талое, Беловук. Слышишь? Идём в Талое.
Беловука начало трясти. Пустота внутри него начала заполняться страхом, ужасом, непониманием, паникой. Из глаз полились слезы, воздуха нахватало и он хватал его ртом, как утопающий.
Мама удивленно смотрела на него, как впервые увидела, а потом, глаза её расширились, точно она поняла что-то. Вздрогнув всем телом, она отбросила его от себя.
— Ты во всем виноват. Ты виноват. Ты грязный, отвратительный. Ты во всем сам виноват. Знаешь, что делают с такими мальчиками, как ты? Их распинают, как Иисуса, — она шипела и ползла к нему, точно полоумная.
Беловук боялся пошевелиться, он смотрел на неё, широко раскрытыми глазами и слушал, слушал, слушал.
— Они распнут тебя Орудием Страстей Христовых. Твои запястья будут проткнуты, твои ноги будут проткнуты. Здесь! Здесь! — она схватила Беловука за руку и давила в ладонь, точно хотела проткнуть её прямо сейчас.
Он не вырывался. Ужас был такой, что он сковал каждую частичку его тела. Он даже моргать не мог. Ни дышать, ни моргать, ни думать.
Он ей верил. Все сердцем — верил.
Потом мама резко замолчала, притянула его к себе, обнимала.
— Хороший моя, кровинка моя, счастье моё, радость моя. Ты только молчи. Ты только молчи. Ты только молчи. Молчи, молчи, молчи, молчи…
Сколько они так сидели на земле, Беловук не знал. Мама говорила долго. Про коров, про какую-то тетку, которая умеет глотать ножи, про рыбу живущую в животе, про гвозди и кресты, про воду, которая не замерзает и про клей, который может склеить пальцы рук.
В какой-то момент Беловук отключился. Пригрелся в маминых объятиях, от её постоянного качания, от тихого шелеста её голоса, он заснул.
Она разбудила его, когда светало. Молча встала, отряхнула себя и пошла. Беловук пошёл за ней.
Они два раза ехали на автобусе. Долго шли сами. Один раз их подвезла молодая пара. Женщина улыбалась и угощала Беловука шоколадом.
Мама хорошо умела притворяться. На людях она молчала и улыбалась. Говорила мало. Она умела казаться, нормальной.
Но когда они оставались одни, все повторялась.
Каждый раз она придумывала всё более жестокие наказания для Беловука. Каждый раз она умоляла его молчать. А потом плакала и обнимала его, крепко, болезненно.
Весь путь для Беловука превратился в сплошное, не проходимое болото. Он научился выключать своё сознание. Он научился ни о чем не думать. Он уже не мог вспомнить почему они идут так долго. Куда они вообще идут. Он уже и не мог понять, что он сделал? Может мама права и он в самом дела отвратительный?
А ещё он даже не заметил, что все время молчит. Ни слова, ни звука не произнёс за все время пути.