То наконец обрело голос его сердце и слова лились, лились неудержимым потоком, лаская мой слух слаще самой прекрасной музыки…
И поцелуи его проникали мне под кожу и касались самого сердца, отогревая каждый его уголок.
Душа моя робко расправила нежные трепещущие крылья…
Он бережно вытер мои слезы. Медленно провел пальцем по губам…
У меня враз перехватило дыхание. Губы сами открылись под его лаской.
А он все смотрел на меня светящимися колдовскими глазами, и я тонула в них, тонула, забывая себя…
И вспомнилось сквозь счастливые слезы, как когда-то горько сокрушалась, глядя на свое отражение в воде, никому-то мол не понадоблюсь, засохну, древо никчемное, не наученное даже цвести…
А теперь вот сбылось, сбылось все, о чем мечтала. И как!.. Как и помыслить не смела.
Сжимали меня в крепких и нежных объятиях любимые руки, которых никогда не захочется одолевать, и губы нежно касались шеи и плеч. И плыли по телу волны радостного тепла, похожего на боль… Я дрожала, как в лихорадке, и слёзы все катились, катились из глаз… Казалось, вот-вот — и сердце не выдержит сладкой муки, разорвется, не вместив огромной щемящей любви…
И был миг — я не стерпела, прижала его голову крепко к своей груди, обняла и заплакала. Отчаянно, навзрыд.
— Не отпущу никогда… Мой… мой!.. — судорожно всхлипывая, без конца повторяла я. Он обнял меня крепче, отзываясь, пробормотал что-то по-галатски, я не разобрала…
А потом он говорил, а я слушала, прильнув щекой к теплой широченной груди, и приятная тяжесть его ладони согревала мое плечо.
— Кабы мне было знать… только ныне понял. То ж нарочно тебя отталкивал. Мыслил, девка глупая, и куда лезет… А уж как серчал поначалу, все одно присушила …
Он усмехнулся тихо, и вышло как-то особенно, ласково. Я счастливо вздохнула и прижалась крепче. Он легонько подул мне в волосы и голове сразу сделалось горячо и щекотно.
Помолчал и продолжал:
— А ты-то все боялась, будто на зверя лютого смотрела… И рад был вроде, мыслил, к лучшему все… а сердце тянуло… И почто на мою голову свалилась?.. — он потрепал меня по затылку. Я подняла глаза.
Он улыбался. Потом поцеловал меня в нос. Я улыбнулась в ответ и снова склонила голову ему на грудь, потерлась щекой.
Он сказал:
— Мыслил, ты с тем… сизоволосым поехать хотела… Кабы не ради тебя, не пошел бы к нему в клеть. Меча не дал бы, лечить его… Поверил, судьбу свою нашла наконец… Отчего ж не поехала?.. — неожиданно спросил он. И тут я вдруг поняла, какой занозой сидел у него до сих пор пепельноволосый красавец Хаук. Вспомнила слова Блуда…
Я вздохнула. Отмолвила тихо:
— Обозналась… Не был он Тем, кого ждала…
Он не ответил. Я прошептала ему в плечо:
— Веришь ли, до последнего думала, ты Голубу… А ты…
— Голубу… — он усмехнулся. — Тебя, девку глупую. Ишь ведь, упрямая оказалась… страсть. Чуть топором не зарубила, возьми в дружину! — я слышала по голосу, он улыбался. — Вам, девкам, что-нибудь разреши… А уж любимым так и вовсе, как откажешь, — совсем тихо проворчал он мне в волосы, потерся носом и поцеловал.
Я вспомнила, как все было, и сама улыбнулась. Любо вот так вспоминать былое, прильнув к родному, большому и сильному, спрятавшись малым птенчиком под орлиным крылом…
Счастье.
Я ответила почти шепотом:
— А я тебя страх как боялась… Разумела, видеть тебе меня тошно, что не взглянешь лишний раз, слова доброго не молвишь… Девкой никчемной пред тобой себя знала…
— Потому и не глядел… Полюбилась больно. Свет белый не мил вовсе стал… Будто кожу мертвую с меня содрала. Заново живым захотел быть. Подле тебя… Да не мог. Казнил себя, о чем мечтать вздумал. Я двенадцать зим только жил, чтобы мстить. Мыслил, умру скоро… Печалить тебя не хотел… На кого сиротой оставлю… Ох и мука была…
Он притянул меня ближе к себе, обнял крепче. Прижался губами к моим волосам. Трудный вздох вырвался из могучей груди. Я коснулась рукой его щеки, погладила нежно. Сама потянулась поцеловать, обогреть лаской уста. Мне ли не знать о боли и лютой тоске, что терзали его столько долгих зим…
Погодя он признался, как поверить не мог, все диву давался — как я, прежде так боявшаяся его, и вдруг — обняла сама, прижалась. Шутка ли — люблю сказала… Как все сомневался, думал, из жалости я косу снесла там под елкой. Пообещалась ему сгоряча, вождя спасти себя не пожалела…