Я не казала виду, но новость сия меня огорчила изрядно. То ведь наследник вождя будет в глазах всех, и пусть бы вождь и пальцем девку не тронул, а обручье само за себя говорило… Отхода нет от данного слова, и тут другого быть не могло. В нем-то я не сомневалась, ведала, что первая его печаль всегда обо мне. О себе он никогда не беспокоился, что еще там кому болтать про него вздумается. Ни тогда, ни теперь. Другое дело — я.
Я, кажется, запамятовала сказать, что завела дружбу с кузнецом, что подарки дорогие мне справил. Как-то я зашла к нему в кузницу, уж очень поблагодарить хотелось за работу славную, этакую глазам радость, да так и задержалась, беседу завела. С кузнецами я издавна ладила. А у него две дочери — старшая о прошлом годе замуж вышла в деревню, а другая — славница на выданье, и так мы с ними сдружились, радость сказать! И что занятно — уж больно невзлюбили обе кузнецовы дочки Голубу и ее подруг, и не скрывали того. Может, из-за этого со мной дружбу завели, я не знаю. Али иное что про дочь старейшины знали, то мне неведомо, знаю только, что на дух ее не переносили. Так вот, они на ушко мне и поведали с великим негодованием, что хитрющая девка уже вовсю мне кости перемывала, с подруженьками смеялась, на всю деревню слух распустила — мол, не сильно воевода свою невестушку нареченную любит, все только для виду… И смехом приговаривала — видно, не так и мила невестушка, коли зацелованную до синяков еще ни разу не видали, не то что ее летось, ох и насилу отпустил… Ну разве что под одежей прячет. Да и нужна ли ему девка-то эта пришлая взаправду?.. В горницу взял, а жениться не торопится… Ой, неладное тут что-то. Все одно — присушила! Ведьма и есть. Красы девичьей да ласки не имеючи, ворожбу навела… Топоры метать горазда, а уж мужа приласкать неучена, видать. Он-то, конечно, как муж благородный, взял ее из благодарности, что жизнь спасла, а сам, поди, мается… То ли дело она, дочка старейшины, наследника подарит скоро!.. А от кметя-то с косой- смех выговорить — детей дождаться! Да к ней подступиться три раза подумаешь. Девка ли вообще, почем знать!.. Сила невмерная, нечисто дело… Поди, оттого воевода и со свадьбой не торопится, не иначе, раздумывает, как быть…
Я изо всех сил старалась не показать ему, как задела меня эта новость. Чего зря печалить — и так вон, смотрит как виновато… Да только пред собой-то что хвостом вилять — злилась я крепко на ушлую девку. На хитрость её да это вот желание отомстить мне по-бабски, вождя у нее из-под носа уведшей. Как она разумела. Да… А и еще была одна причина, что немало добавляла мне тревоги — я уже, кажется, про то сказывала, что тело мое вспоминало о своем естестве женском всего-то два раза с начала прошлой весны. Я чаяла- вскорости вернется как должно, трудить-то я себя перестала так, как раньше… Ан нет. Ошиблась. Время шло, а я по сю пору все не могла дождаться заветной женской немочи… И, правду молвить, стала уже тревожиться не на шутку. Я знала, конечно, что тревога да беспокойство худшие помощники в этом деле, да ведь одно — ведать, а иное совсем — наяву возмочь так прожить… Чем дольше я ждала, тем сильнее пеленал меня страх. А ну как не ведаю, а разладилось что насовсем в нутре моем женском?.. да так, что сама, чего доброго, пустоцветом окажусь?.. От той мысли внизу живота неприятно сжималось и немедля образовывалась уже знакомая ледовитая пустота. Хорошо еще, что эти мысли приходили ко мне большей частью когда воеводы не было рядом, и я могла отдышаться в тишине и потихоньку успокоиться. Нет, не может того быть! — уверенно говорило что-то внутри меня, а кто-то другой, дрожмя дрожащий от страха, испуганно вопрошал — а вдруг? Почем знать… Ведь диво еще, как сама не слегла после той ночи. И пусть я сроду не боялась ни морозов, ни ледяной воды, и могуты было как не у всякого парня, а все ж и я не железная была, на пределе всех сил тогда на себе его тащила да через лес бешеным бегом бежала… Припомнилось невольно, как подумалось тогда — чего доброго, сама полягу на месяц, и никогда более мне так не бегать. Как знать, не аукалась ли мне только теперь та лютая ночь.? Я не знала, что и думать. И не было рядом мудрой жены, кому бы довериться, у кого совета спросить. К кому идти?.. Я долго думала и наконец решила — дождусь весны, немного совсем осталось. Вот поедем ко мне в деревню свататься и вено отвозить, как милый сказывал, тогда матери и откроюсь… Травку какую присоветует али ино какое снадобье. А пока я отсчитывала дни, гоня эту тревогу, и старалась изо всех сил, чтобы воевода ничего не заметил.
Ныне я знаю — была то женская немочь, приключившаяся со мной из-за надсады невмерной, не щадила ведь себя, за мужами все тянула. А вкупе с тоской неизбывной по Тому единственному, кого отчаялась было дождаться, да со страхом, что так и завяну древом никчемным, и ударило меня по самому больному. Всерьез поверила, что не придет уж, нет его на земле, и так и состарюсь одна в избушке лесной. Да… Не зря говорят ведуны да знахари — болезни тела всегда ниточкой к горести душевной тянутся… Теперь-то ведаю, что лечатся такие женские немочи покоем да заботой и любовью мужниной, да травкой особой, что женский ум неугомонный успокаивает, а через них и тело. Тревожиться перестать да расслабиться — вот что потребно было, да то, сказать по правде, я и сама ведала, а только никак оно у меня не выходило. Внутри у меня будто звенела туго натянутая струна, только тронь…