***
Едва показался вдали знакомый высокий берег и очертания крепости, как вдруг Блуд негромко окликнул вождя:
- Гости у нас, воевода. Да на корабле урманском, коли глаза мои не врут…
Вождь сощурился, вглядываясь зорче. Брови сошлись к переносице, и я как-то враз поняла - приметил чужой корабль у нашего берега… Я наблюдала за ним с внезапной тревогой, силясь угадать – добра ждать иль какого худа, и одновременно сама высматривала, да вотще - мне было ни в жизнь не разглядеть в такой-то дали. Плотица проскрипел рядом деревянной ногой, покашлял, но ничего не сказал.
Через малое время лицо вождя немного прояснилось.
Он задумчиво протянул вполголоса:
- Никак Гуннар Черный пожаловал…
Я припомнила, что уже слышала это имя – Гуннар Черный. Память услужливо подсунула мне лицо черноволосого вожака урман, что заглядывался на Голубу по осени. Это с его корабля сошел к нам на берег Милонег - Грендель, ему вождь отдал без выкупа пленных датчан вместе с Хауком… Я хорошо помнила нашу последнюю с ним встречу. Как он говорил тогда – по весне домой поплыву, в родную страну… Поди уж уплыл. Подаренная им свирель хранилась у меня в кожаном кармашке, иногда я любила ее доставать, особливо когда шла одна полесовничать. При воеводе не трогала, справедливо рассудив - всяко не по душе ему песни эти. Баловство одно. Так-то, поди, и не скажет ничего, играй, коли любо… Да к чему прошлое бередить. Слишком ясно помнила я его лицо и глаза там, на тризне, когда пела о нем тоскливо горькую песнь вот эта свирель, послушная в умелых руках Хаука…
Берег все приближался и я кинулась помогать Велете с детьми - малыши расплакались и никак не хотели утихать. Качая на руках хнычущего Славомира, я размышляла - вождь никогда не ошибался в кораблях. Коли то и вправду был Гуннар, стало быть, худа можно было не ждать. Я мельком заметила, как Блуд подошел к воеводе и что-то тихо сказал ему. Тот стремительно метнул глазами на берег, повел цепким ищущим взглядом и словно споткнулся обо что. Теперь он смотрел пристально, уже не отрываясь. Я откуда-то знала - не больно-то нравилось ему то, что он видел. Я пыталась проследить, куда глядели зоркие очи, да без толку. Мне ли с ним тягаться. Один Блуд у нас умел лучше вождя разглядеть мелкую сошку в дальней дали. Ну, невелика беда - на берегу разгляжу. Не к спеху.
Когда мы сошли с корабля, предвечернее солнце уже золотило все вокруг косыми лучами, медленно опускаясь за дальние леса. Я всегда любила это время дня. Любила смотреть на закатное небо, полнившееся теплым сиянием, на розовые облака, медленно тающие в густеющей синеве… Было в этом что-то особое, чудесное… А сейчас я смотрела на него, шедшего одесную меня, и не видела более ничего вокруг, кроме любимых глаз и улыбки. Забыв обо всем, я любовалась – пускай и не кнез, а ныне вправду князем гляделся.
Мы поднимались по склону, он вел меня за руку. Теплая широкая ладонь сжимала мою, и я вдруг смутилась, подумав, как совсем скоро обниму его без посторонних глаз и эти ладони коснутся ласково моих щек, бережно сожмут плечи… Скоро свадьба…
Мы прошли уже больше половины пути, как вдруг я почуяла внезапную перемену в нем. Лицо его сделалось очень спокойным, но меня было не обмануть. Я хорошо знала это спокойствие. То самое, что хуже открытой угрозы. Скулы проступили резче на худом лице, так бывало всегда, когда он сжимал зубы. Как прежде при виде датчан… Ласковый взгляд, которым дарил он меня всю дорогу, внезапно сменился тяжелым, пристальным. Я даже вздрогнула, осознав – вел меня за руку грозный воевода Мстивой, совсем такой, как прежде. И смотрел он уже не на меня, а на что-то впереди нас. Необьяснимая тревога нахлынула горячей волной, я вскинула глаза, ища причину…
И поняла, куда так долго глядел с корабля воевода.
От крепости навстречу нам шел Гуннар Черный, а рядом с ним шагал Хаук. И смотрел на меня.