Как всегда, нужное слово не торопилось прыгать мне на язык, я смогла только кивнуть ему в ответ, успев решить — уж лучше пусть Хаук мне выскажет сейчас, что хотел, чем после на рожон лезть начнет…
Вождь бросил коротко:
— Добро.
Отпустил мою руку и повернулся уходить.
Я окликнула его, сама не зная, что возговорю:
— Бренн…
И тут же испугалась — при чужих людях да по имени назвала… Ой мне! Язык-то дурной, одно слово — девка глупая. Да слово не воробей, лови теперь…
Он оглянулся через плечо. Наверно, вид у меня был такой умоляющий и испуганный, что он не выдержал и глаза потеплели. Улыбнулся еле заметно углом рта и у меня сразу отлегло от сердца.
Кивнул Гуннару и они пошли к крепости, оставив нас с Хауком на тропе.
Мимо проходили ребята, несущие скарб с лодьи, и я кожей ощущала их встревоженные недоуменные взгляды. Хаука же наградили такими свирепыми взорами — мало дыру не прожгли.
Я смотрела на Хаука и молчала. Тот тоже молчал какое-то время, потом кашлянул и заговорил, дождавшись, чтобы близко никого не было. Было видно, что слова давались ему с трудом:
— Помнил я тебя красивой, Винтэр Желан-доттир, а нынче и вовсе не признал. Ехал я к тебе, думая позвать с собой в мою страну. Теперь я стал богаче прежнего, не зря зимой ходил с Ольгейром ярлом обозы стеречь. Подарок тебе привез, — он вытащил из-за пазухи богатое ожерелье, составленное из крупных разноцветных стеклянных бусин. К ожерелью были привешены три большие узорчатые лунницы — одна посередине и две другие поменьше — по бокам. Серебро, по всему видать. Качнулись в закатном свету яркие бусины, ловя прозрачными боками косые лучи заходящего светила.
Между тем Хаук продолжал:
— Вижу, зря надеялся… Твой —то хевдинг тебя с ног до головы серебром увешал — он криво усмехнулся и глянул мне прямо в глаза пронзительными синими льдинками. — Стало быть, замужем ты теперь?
Я отмолвила по достоинству:
— За подарок благодарствую, да только принять не могу. Просватана я…
Тут лицо его снова исказила кривая усмешка, глаза зло прищурились и он словно выплюнул насмешливые, сочащиеся ядом слова:
— Что же твой хевдинг так мало тебя бережет? Ушел, одну оставил. Гости-то разные бывают, как бы не украли… Не боится? А зря…
Кровь бросилась мне к щекам.
Я не буду ему отвечать. Слишком много чести. Уйду, и все. Или все же отмолвить?..
Я метнула на него гневный взгляд, покуда обрывки этих мыслей проносились у меня в голове.
Глянула ему прямо в глаза и отчеканила :
— Не тебе вождя, что жизнь тебе подарил, лаять. А как он меня бережет, про то я лучше тебя ведаю. Иди себе поздорову.
Вот и поговорили. Нечего мне больше тут делать.
Я сделала шаг в сторону, намереваясь обойти его, и тут он схватил меня за руку. Я резко отдернула руку, и он сразу разжал пальцы, видно, вовремя поняв, что делает. Я глянула ему в лицо и удивилась — похоже было, будто он сам испугался того, что сказал и сделал, злое выражение исчезло и теперь он смотрел на меня почти умоляюще, будто провинившийся мальчишка.
— Постой, — виновато сказал Хаук. — Не хотел обидеть тебя.
Тут он снова глянул на меня и я увидела боль в глубине синих озер его глаз.
— А я-то, глупец, всю зиму ждал, как приеду к тебе… — горькая усмешка искривила его губы, и он замолчал.
Я услышала шаги за спиной и оглянулась. Наверх по склону спешил Блуд, за ним ковылял замешкавшийся Плотица. Они последними ушли с корабля, как повелось у них недавно — Блуд крепко сдружился с хромым кормщиком и всегда помогал ему после похода прибирать верную лодью.
Легкий Блуд взлетел по склону в несколько шагов и встал рядом со мной. Хаук успел спрятать подарок обратно за пазуху и теперь стоял, подбоченившись и насмешливо щуря глаза.
Блуд посмотрел внимательно на Хаука, потом на меня и сказал:
— Разреши мне, сестрица, словечком с гостюшкой перемолвиться…
Я подумала и отвечала:
— А и перемолвись, брат. Пойду я, к вечере поспешать надобно.
А Хауку сказала:
— Пора мне. В другой раз договорим.
Тот посмотрел на меня и будто обжег синим пламенем. Он больше ничего мне не сказал.
О чем они там говорили с Блудом, не ведаю. Я боялась только, как бы отчаянный побратим не затеял с ним какого спора, знала ведь — еще с прошлого раза невзлюбил его за гордость невмерную и слова те обо мне. А уж за то что датчанин… про то и говорить нечего.