И надо же было такому случиться именно сейчас!
Месяц цветень близился к концу. Об эту пору селение пустело больше чем наполовину — уплывали рыбаки — охотники в устье Сувяр-реки, щук острогами колоть. Самое время — нерест. Там в заливах, на прибрежных мелях, где вода теплее, в ранние утренние часы бурно плещется щука. Плавает совсем близко к поверхности, выставив спинной плавник, а иногда и выпрыгивает из воды. Готовь острогу, колоть зубастую хищницу! Без добычи не уйдешь, будь ты хоть мальчишка, впервые острогу в руки взявший.
Возвращались домой с полными лодками улова, и снова уплывали. Вот и сейчас, как нарочно, не было в деревне больше половины мужей. У самого старейшины взрослые сыновья, удалые охотники, уплыли давеча. И у бабы той муж в отлучке оказался, а она одна в дому со старым дедом да нянькой. Что делать? Взметалась, бедная, да недолго думая и притекла прямехонько к воеводе, ни жива ни мертва в ноги бросилась — спаси, родимый, больше некому!
Вождь, подошедший на шум, поднял женщину с земли, выслушал молча.
Кивнул и промолвил только:
— Отыщем мальца твоего.
Третьяк пришел следом, виновато развел руками — помоги, воевода. Прошлый раз сам спихнул на вождя, кабана испугавшись, а ныне и хотел бы своими силами справиться, да не возмог.
Вождь же был по-прежнему невозмутим. Кивнул старейшине и пошел людей собирать. На охоту медвежью.
Я не знала, куда деться от беспокойства. Было ясно — вождь пойдет сам, хоть и мог бы послать кого-то из кметей. Он умел все, и уж конечно не испугался идти на медведя, как бы велик и зол тот ни был. На свою беду, я хорошо ведала, как опасна была такая охота… Да еще на взрослого голодного зверя. Не успеешь обернуться — вмиг подомнет под себя, раздавит, а когтями, что кривым ножом, располосует… Мало ли смелых охотников ждала подобная участь… Перед глазами встали страшные шрамы, бороздившие спину и бок дедушки Мала. Наслушалась я в детстве рассказов, не позабуду…
Ярун, понятное дело, тут же загорелся идти с вождем — ему ли, в лесу выросшему, в крепости отсиживаться! Сдается мне, воевода бы предпочел оставить его дома, но он подумал и согласился.
Через малое время сборы были закончены. Проверены крепкие рогатины, добрые охотничьи ножи привешены к поясам. Приведенные из деревни две звонкие лайки поскуливали у ворот, нетерпеливо вертясь вокруг воинов. Чуяли охоту.
Молчан бы пригодился лучше не надо, да вот беда — повадился верный друг в лесу хорониться от привязчивого щенка, что подарил воеводе Грендель-Милонег. Прибегал порой проведать хозяйку, поживиться вкусным куском из моих рук, и бывал таков. Долго еще сторонился, неохотно привыкая к шумной крепости. Надобно молвить, старую осторожную Арву Молчан еще терпел, более же всего досаждал ему подросший дурашливый Гелерт. Куцый, вернувшийся в крепость вместе с Яруном, напротив, сам сторонился гордого пса, не лез напрасно.
Я смотрела с крылечка дружинной избы. Пора было уходить. Воевода подошел к ждавшим его у ворот, что-то сказал. Потом оглянулся, обводя глазами провожавших…
Нашел меня.
И пошел ко мне через двор. Широким спокойным шагом, невозмутимый, как всегда. За спиной у него висел его огромный тяжелый лук, и покачивался у бедра новый охотничий нож с резной рукоятью — подарок Гуннара Черного.
Я смотрела на него в странном забытьи и не могла пошевелиться. Словно кто-то другой со стороны глядел на все моими глазами. Надо ли говорить — я любила наблюдать за ним украдкой, любуясь, как легко и красиво он двигался. А уж когда брал меч — глаз было не отвести. Вот и сейчас я снова засмотрелась, как он шел ко мне по двору, отчаянно желая, чтобы миг этот длился бесконечно, и уже страшась разлуки…
Когда до крыльца оставалось всего пару шагов, я вдруг встрепенулась, будто проснувшись, и успела-таки сбежать к нему навстречу… Он встретил меня на нижней ступенечке и крепко обнял. Сильные руки сомкнулись, прижали к себе так, что я на миг задохнулась, зажмурила глаза, успев только судорожно обхватить могучую спину в ответ…
Любимые уста коснулись нежно, поцеловали в темечко.
Я не успела опомниться, как он уже снова был у ворот. А я лишь смотрела ему вослед, беспомощно и жалко, и едва могла дышать. В горле комом стояли слезы.