Мы сидели рядком с матерью на лавке, мать обнимала меня за плечи и шептала на ухо, все расспрашивала про воеводу… а я цвела жгучим румянцем, прятала глаза и улыбалась застенчиво, совсем по-девичьи… а ведь кажется, и не умела никогда так... а вот поди ж ты. Из кметя в девку снова превратилась. Чудеса… Мне было чудно и боязно думать о будущем, будто я боялась спугнуть что-то, едва поблазнившееся вьяви и манившее меня из теперь уже близкого далека, только руку протяни. Я стояла на пороге совсем новой жизни, в которой я больше не буду одна…всю-то жизнь я будто блуждала в диком лесу, а теперь попала домой...эта мысль заставляла меня волноваться, кровь снова приливала к щекам, сердце гулко ухало в груди и опять замирало и сладко сжималось что-то глубоко внутри. Смущение бороло меня, я будто стеснялась сама перед собой думать об этом, я была как оглушенная от всего, что произошло между нами... Я дождалась Его. Вот счастье-то…заходилось сердчишко, и хотелось не то лететь куда-то на нежных крыльях, не то вскочить и бежать…
Бренн…Когда-то ужас сыпал муравьями за ворот при звуке этого имени! А вот теперь ласкают его губы, милей всякой музыки стало… Я пробовала его на вкус, примеряясь и так и эдак... и все дивилась, да не сплю ли?.. вот чудно!
Я сама себе усмехнулась. Ой, девка… Да не повредилась ли рассудком от счастья такого?.. А что, было от чего и повредиться! Шутка ли...У меня голова шла кругом от всего, что мы пережили за эти несколько дней. Сердце-то мое сразу приняло его, узнало, как он себя оказал… Но до моего ошеломленного рассудка еще не доходила вся полнота этого осознания , мой умишко силился и все не мог охватить свалившегося на меня счастья, и боялся думать о будущем, загадывать... как будто что-то могло вдруг измениться, было еще непрочно, и говорить об этом вслух нужно было сторожко, чтоб не сглазил кто...а лучше и вообще поберечься да помолчать до времени!
Да и что думать наперед? Покамест ведь и сватовства никакого не было... да и о каком сватовстве речь – лежал лежмя воевода, ноженьки резвые не держали... рук не поднимал, повернуться сам не мог. От ран недвижимо лежал...вот выходим его, поднимется, тогда и речь поведет сам, как решит. А пока... я буду подле него да делом займусь. А думать обо всем наперед голова заболит…
Вот рубаху ему справлю новую. Мной сшитую. Мать достала припасенный нарядный лен и я уже примерялась, кроила новый отрез, руки знай делали привычное дело… Я когда-то сшила рубаху будущему жениху, но теперь она бы ему пришлась не впору. Воевода был богатырского роста, а уж плечи-то могучие широченные не вошли б и внатяг… по швам затрещит да лопнет не ровен час та рубашечка. Надобна новая. Ту скорбную чермную рубаху он не наденет уже больше никогда…Я сама сошью ему новую, сама вышью ее с любовью оберегами воинскими да узорами, и будет он носить ее, зная на себе все время тепло моих рук... и щекам снова становилось жарко, в желудке холодело и сжималось… Со мной творилось что-то неведомое, мне хотелось то плакать, то смеяться, то вскочить и бежать куда-то от избытка чувств...а слаще всего - просто сидеть рядом с ним и держать его за руку, слушать его дыхание и смотреть, смотреть на него не отрываясь... я никак не могла на него насмотреться и все смущалась и краснела, особенно когда он поднимал ресницы и смотрел на меня этими глазами…
…Я смотрела на него так, как будто никогда до этого не видела. Жадно разглядывала его лицо, пока он спал в лихорадочном забытьи. Вот дивно…ведь мне казалось, я давно знала его …а сейчас смотрела- и как будто впервые увидала … я рассудила – это от того, что раньше я никогда не смотрела на него, как на мужчину…хотя не заметить его мужественности было просто невозможно. Но для меня на нем как запрет стоял…я и помыслить о таком не могла – мне да заглядываться на воеводу! Он для меня был суровый вождь, воевода строгий, немилостивый, отец дружины… недосягаемый и грозный, как сам Перун. А ведь он был красив той настоящей, зрелой мужественной красотой, которая мне всегда тайно нравилась в мужчинах. И сейчас я вдруг очень ясно это увидела. И поразилась. Ну и напугал же он меня тогда на берегу, когда меня дядька за ворота выставил … я тогда кроме глаз его и роста огромного ничего и не видала больше !... тот ужас отпечатался во мне и как глаза застил, и я так и смотрела на него, как на грозного бога…не смея и подумать о чем подобном. Вот чудно. Не зря говорят- у страха глаза велики…