— Немочь у меня… женская. Не пустоцвет ли берешь, воевода… Вперед свадьбы подумай.
Горло перехватило и я трудно сглотнула, пытаясь протолкнуть тугой комок, мешающий дышать и говорить. Помню, еще удивиться успела — слез не было, глаза остались совершенно сухими. Я отрешенно подумала — хоть не реву в три ручья, и на том спасибо.
Он нахмурился сильней, и было не разобрать — то ли осерчал, то ли недоумевал, что еще там лопочу. Но — странное дело — мне показалось, будто лицо его неуловимо смягчилось, как если бы он страшился услыхать что иное и сейчас с облегчением выдохнул — не сбылось…
Взялась, теперь надо было договаривать. Мужества смотреть ему в глаза не осталось и я опустила голову. Во рту высохло, я с трудом разлепила губы, чтобы сказать, и только Боги ведают, чего мне стоила эта речь:
— Прости, коли сможешь, что таилась от тебя долго… Чаяла, само разрешится, ан не сбылось… Боюсь… кабы не забыло насовсем нутро заботу свою женскую… Вспомнит ли, не ведаю. А перед тобой да Богами нечестной стоять… Не могу.
У меня внезапно закружилась голова и, кажется, я шатнулась. Упрямо собрав все силы, договорила:
— Твоя воля, возьмешь ли жену такую…
Вот и все. Молвлено — не воротишь…
Я стояла молча, беспомощно ожидая его слова. Мне хотелось спрятаться, провалиться на том же месте. Я с трудом отогнала подступившую было дурноту. Силы мои закончились, казалось — пошевели я хоть пальцем, упаду где стояла. Диво, как еще ноженьки не подломились. В голове снова стало пусто, будто в ведре порожнем. Я так страшилась и ожидала встретить его холодность, что вздрогнула, когда его рука коснулась моей щеки. Он поднял мое лицо к себе… Меня как огнем опалило — в глазах его было столько муки, будто я ему только что отказала.
С тихой горечью он молвил:
— Почто раньше не сказывала?.. Неужто вправду сдумала, погоню?..
Я стояла как оглушенная.
Мысли бестолково заметались в голове, сталкиваясь друг с другом, и я никак не могла взять в толк — не осерчал, выходит? Али путаю что?..
Родные ладони обняли мое лицо, жесткие пальцы медленно погладили по щекам. Мне захотелось закрыть глаза и раствориться в этой ласке, не думать больше ни о чем.
— Глупая моя… — выдохнул он и наклонился ко мне. Поцеловал бережно.
Взял мою холодную руку и прижал к своей груди, прямо к сердцу, и я удивилась, почувствовав жар, идущий от его тела. Его сердце билось так сильно… Каждый удар ощутимо отдавался в моей ладони, совсем спрятавшейся в его.
— Хворь твою поборем, дай сроку. Не горюй только боле…
До меня с трудом доходило, что он говорил мне. То ли от страха разумение отшибло, то ли иное что, а стояла перед ним как есть дурочкой. Он обнял меня, крепко прижал к груди мою помрачившуюся голову… Выдохнул трудно и низкий голос дрогнул:
— Ты уж больше так меня не пугай…
Я виновато кивнула, уткнувшись ему в грудь. Оглушенная пережитым страхом, я все еще не верила вполне — неужто минуло? Вправду не осерчал?..
Мало — помалу напряжение отпускало меня. Близкое тепло его тела, ласка любимых рук успокаивали, дарили облегчение. И ледяная рука, сжимавшая нутро, разжалась и вскорости вовсе исчезла.
… Вон как, выходит, испугала его… Поди и впрямь сдумал — отказать собралась… Он мог.
Припомнилось тут же сказанное Хагеном про думы невеселые да горькие сомнения, что бороли его. Тревога былая за исход охоты медвежьей и сон мой жуткий довершили дело, и как навалилось все разом… Накатила волной горячая нежность, и вот когда вовсю защипало в носу!
Я обняла его что было сил и заплакала, уже не таясь. То были слезы облегчения, с которыми выходили из меня страх, боль и тревога, что терзали сердце все эти долгие месяцы. Оплакивала я и его затаенную кручину, которой он так не хотел мне показать…
Я прижималась мокрой щекой к твердой горячей груди, заходясь от щемящего до боли чувства… Он гладил меня по голове, по вздрагивающим от рыданий плечам, тихонько приговаривая:
— Ну что ты, что ты… Будет. Тихо, тихо…
А потом вдруг подхватил на руки, сел на лавку и меня усадил себе на колени, стал баюкать, как маленькую…
Когда иссяк поток моих слез и я смогла говорить, поведала ему, как испугалась, увидев его прежним, далеким, смотрящим без выражения. Как страшилась, что снова я виной всему. Он выслушал мой сбивчивый лепет, вздохнул тяжело, опустил голову. Прижал к себе крепче и вымолвил глухо:
— Прости, коли напугал…
И теперь уже я обняла ладонями безмерно любимое лицо, погладила по худой щеке… поцеловала с любовью шрам, прижалась губами к губам… Уложила снова голову ему на плечо и затихла…
Мы долго сидели так, молча, каждый думая о чем-то своем и вместе об одном. Было мне хорошо и спокойно теперь, я свернулась калачиком у него на коленях и водила пальцем по его груди, задумчиво выписывая какие-то узоры…
Наконец он пошевелился, легонько встряхнул меня. Я подняла голову — мягкая улыбка освещала его лицо. Поцеловав мои волосы у лба, он сказал:
— Ну, минуло, ведовица?.. Теперь-то возьмешь кику али снова ждать заставишь?
Я взглянула на него и смущенно кивнула. Улыбнулась робко и счастливо:
— Возьму…
И вот я снова стояла перед ним, смотря ему в руки, где светилась мягким жемчужным светом белая рогатая кика. Я приняла ее из его рук молча, благоговейно. Помедлила немного, любуясь на этакую красоту…
Кика была на загляденье. Белое очелье украшало золотное шитье тонкой работы, цвели по нему диковинные цветы из разноцветного бисера с жемчужными сердцевинками… На лоб спускалась густая сетчатая понизь из мелких жемчужинок, оканчиваясь над бровями волнистой бахромой, а на висках свешивались чуть не до плеч длинные нитки крупного отборного жемчуга… Такую впору княгине носить. Я примерила ее и подняла глаза на любимого — взгляни, к лицу ли?..
Да так и застыла с руками, поднятыми к голове. Он смотрел на меня… с таким горячим обожанием. Любовался, не скрывая. Щеки враз запылали, и я взволновалась безмерно под этим говорящим взглядом….
Он придвинулся ко мне, приблизил лицо, и я вдруг разглядела в неверном свете лучины, как потемнели его глаза… И сердце заколотилось в горле, я вся покрылась гусиной кожей, когда услышала слова, тихим рокотом прозвучавшие в тишине горницы:
— Готовься к свадьбе… Довольно ждал. Квэнно…
Он наклонился совсем близко ко мне. Взял за плечи и крепко сжал, и я замерла в его руках, страшась чего-то и так же сильно желая… Раздался над ухом хриплый шепот:
— Девка глупая…
И в следующий миг меня словно пронзило молнией. Обжег шею поцелуй, горячий, требовательный, уже не спрашивающий разрешения…