А я и не ведала, что она положила мне его с собой вместе с приданым. Не иначе, само попросилось в руки подруженькам, обряд ладившим, будто мать подала его. Я вдруг явственно ощутила настоящее тепло материнской руки, увидела улыбку, такую редкую на ее обычно озабоченном лице, и просветлевшие, молодые глаза… Ни дать ни взять благословила матушка. Приняла-таки дочь беспутную, признала женщиной, от сердца за меня порадовалась.
Осыпали нас щедро рожью и хмелем, стоявшие вдоль по дороге деревенские встречали величаниями, кланялись в пояс. Рука об руку прошли мы обратный путь в крепость, мужем и женой перед людьми и Богами…
За богатым столом просидели мы недолго. Жених и невеста не едят и не пьют вместе с гостями, им положено дожидаться особого часа — когда поднимут их из-за стола, дадут с собой румяный коровай, жареную курицу да сведут в клеть.
Все это было со мной точно во сне. Взаправду, а вроде и нет…
Вот наконец спроводили нас вниз. Затворили за нами дверь, стукнул засов о петли…
Я словно очнулась от этого звука, огляделась кругом.
В клети было почти совсем темно, но мне не нужно было напрягать зрение. Я и так знала, что увижу. Все было как в памятном сне — и снопы, и пушистые меховые одеяла… И стрелы, воткнутые по углам. И калачи, манившие вкусным сьестным духом.
Воевода зажег два маленьких светильника, и по бревенчатым стенам заплясали тени. Он все приготовил здесь сам.
Вот повернулся ко мне, помедлил… Протянул руку.
Упала с моих плеч нарядная свита. Вышитый венец был снят. Отозвались напевно серебряным звоном височные кольца в руках любимого. Соскользнул платок, открывая волосы, убранные в две короткие косы. Прохладно и легко стало голове.
Ласковые пальцы погладили по щекам, а потом развязали ленты, и непослушные пряди рассыпались по плечам, упали на спину. Всего-то и успели дорасти до лопаток.
Он обнял меня, зарылся лицом в русую гущину… Потом отпустил. Молча сел на постель.
Я присела перед ним на колени — разуть. Руки дрожали. Сняла с него сапоги, и отчего-то вдруг стало трудно дышать…
Вот и свершилось.
Немного помедлила, подняла лицо к мужу…
Горькая, острая нежность ударила в грудь. И не спастись было от слез, хлынувших ручьем, когда обняла его колени, прижалась лицом в безудержном плаче…
Он нагнулся ко мне и подхватил на руки.
И было тепло объятия. И тихие слова. И утешение, которое лишь он единый мог мне дать…
… А потом я стояла перед ним и смотрела на его спокойные руки, неторопливо снимавшие с меня пестрый поясок, поневу… Было что-то чарующее в этих размеренных движениях. Будто во власти странного колдовства, я следила, как двигались его руки. Медленно, осторожно, будто боясь испугать… Могучие, по-мужски красивые. Беспощадные в бою, столь ласковые ко мне.
Время стало тягучим и вязким, как мед. Неотступная, томительная неизбежность того, чего мне совсем не хотелось избегнуть. Что манило и страшило одновременно. Приближалось неостановимо с каждым движением.
Наконец я осталась стоять перед ним в одной рубашке…
Он взял мои руки и положил себе на пояс, и я догадалась: надобно первой снять с него рубаху. Покорно расстегнула тяжелый ремень, и, звякнув бляшками, он оказался на полу… Следом совлеклась и рубаха.
Я несмело положила ладони ему на грудь. И тут же смутилась. Такой жар шел от его тела…
Я уже знала, какой на ощупь была его кожа, странно нежная там, где не было шрамов…
Едва касаясь, заскользили по длинным рубцам мои пальцы. Мне хотелось коснуться их губами. Вдохнуть его особый, чистый мужской запах. Такой желанный, волнующий… и родной.
Повинуясь внезапному порыву, я подняла голову, чтобы взглянуть на него… И муравьи хлынули за ворот! Я неожиданно с головой утонула в темной глубине его глаз. Зовущих, влекущих к себе. Притягивающих… Словно на круче над омутом — и страшно, и тянет шагнуть.
Я отчетливо поняла — сейчас он снимет с меня рубашку и… Я останусь перед ним в чем мать родила, с повязанным на голое тело пояском.
Представила… и вдруг напряглась, испугавшись внезапной догадки — а что, если он захочет… на меня посмотреть?..
К щекам прихлынула кровь, я процвела отчаянной краской. В прохладе нетопленой клети мне стало жарко. Мучительная робость накатила душной волной.
Я вдруг до дрожи убоялась того, что должно было случиться, и схватила его за руку, удерживая…