Надо ли говорить — крепко обиду затаили побратимы, не один и не два поклялись отомстить лютой местью за учиненное над воеводой. Спроси любого — пойдет, не задумается. Попадись кто из ближников Оладьи, коли выжили, спуску не дадут.
Ох, как же не хотелось нынче думать о подобном… И рада была бы не думать, да лезли непрошеные мысли, будто мыши в мешок с зерном.
Странная суета на лодье отвлекла от тревожащих дум. Ребята настилали сходни, чуть не вдвое шире и толще обычных. Я подивилась — чего для?
Ответ не замедлил себя ждать: по сходням уже сводили лошадь, очень красивую, ухоженную, в богато украшенной сбруе… Волнистая, заплетенная во многие косы черная грива струилась мало не до самых колен. Блестящая шерсть цвета воронова крыла на ногах понизу становилась длинней и падала густой бахромой на круглые крепкие копыта.
Красавица фыркала, упиралась, то и дело мотала головой, пытаясь вырвать недоуздок из рук ведущего ее молодого невысокого парня. И все -таки шла, слушаясь ласковых уговоров и похлопываний по крутой лоснящейся шее. Больше всего манили ее вкусные сухарики, которыми кормил с рук все тот же паренек.
Вот наконец кобылица осторожно ступила на землю и тихо заржала, будто радуясь тому, что под ногами снова была устойчивая твердь, а не качающаяся скользкая палуба.
Вольгаст кивнул пареньку и тот подвел лошадь к нам.
— Принимай подарок, Зима Желановна! — обратился ко мне белозерский воевода. — Вьюгой кличут.
Я растерянно посмотрела на лошадь, потом на Вольгаста. Подняла глаза на мужа… Он улыбался и было без слов понятно — доволен.
Так вот для чего он всю зиму и весну сажал меня на Мараха. Учил не бояться лошади, про уловки разные да хитрости рассказывал. А мне-то, дурехе, все невдомек было, к чему подводил. Я знай себе радовалась, что могу побыть рядом и не особо задумывалась, к чему мне эта наука. Как-то само собой выходило: просто шла, куда вел, всецело доверившись и не рассуждая. Верно, потому, что знала — он ничего не делает просто так… Размыслить, оно и понятно: достойно держаться в седле всегда пригодится, жене воеводы такое умение лишним не будет.
Теперь я знала — удача найти коня нравом спокойного, как умница Марах. Кому повезет меньше — всяко бывает. Коли норовистая лошадь попадется, знай смотри в оба, кабы не скинула сгоряча или еще какую проказу не утворила. Воевода сказывал: иные такое коварство являют, диву даешься. Укусит больнехонько за колено, коли зазеваешься, взбрыкнет внезапно, а то на дыбы поднимется, отобьет задними ногами — не удержишься, как ни цепляйся, кубарем слетишь наземь. А испугается невесть чего, как пойдет скакать боком, или, того хуже, сорвется вскачь…
Неопытному вершнику по сторонам зевать недосуг, покуда не изучит вполне норов доставшегося животного. По первости одна забота: смотри в оба, запоминай, учись, да не торопись, дай коню время привыкнуть к тебе. А важней всего — сохраняй спокойствие, не показывай страх, наставлял воевода. Не то умный зверь почует и тогда несдобровать, волю возьмет.
Все это я вспомнила позже, а пока любовалась на вороную красавицу, еще не веря, что этот немыслимо дорогой дар — мне…
Чуть погодя вернулись пировать за столы, и тут был поднесен мне еще один нежданный подарок от мужниного побратима.
Посадили дорогого гостя на почетное место рядом с вождем. Полилось по кубкам и рогам заморское вино, привезенное Вольгастом… Передо мной поставили сразу два кубка — один с темно-красной густой жидкостью, чуть вязкой на вид, другой со светлой, прозрачной, будто березовый сок. Я растерялась поначалу, из какого вперед отведать. Красное вино оказалось на вкус терпким и очень сладким, такого за трапезой много не выпьешь. Вольгаст баял, его надобно водой разбавлять. А светлое было совсем другим — несладким вовсе, чуть кисловатым, мне по вкусу больше пришлось.
Пока я дивилась да пробовала, на столе явилось еще одно заморское невиданное яство. Вождь переглянулся с братом и вдруг улыбнулся в усы, будто нарочно сговаривался с ним и теперь был доволен удавшейся задумкой. Приблазнилось то мне или нет, гадать было недосуг. Будет время, потом его расспрошу. Сейчас же я во все глаза глядела на неведомую снедь, и вдруг озарила внезапная догадка…
А Вольгаст меж тем уже обращался ко мне:
— Отведай, Зима Желановна, ягоды заморской! В теплых краях растет, вино из нее делают, за то и виноградом прозвали. А это изюм — сушеный виноград, значит.