В глубоком блюде передо мной лежали крупные желтоватые ягоды с глянцевитыми сморщенными боками, продолговатые, золотисто- прозрачные. С ними мешались темные сухонькие ягодки поменьше и на вид куда скромнее.
Так вон значит какой ты есть, виноград из волшебной Страны Лета!..
Я взяла тонко пахнущую липкую ягоду, осторожно раскусила. Зажмурилась… Слаще меда показалась на языке упругая мякоть, а как распробовала — отозвалась легкой кислинкой. Следом за ней отправила в рот маленькую коричневую ягодку, вот где сладость медовая! Ох и вкусен виноград, диковинное лакомство, ни на что прежде знаемое непохоже!..
Настало время свадебных даров. Поднялись с мест старшие кмети, степенно оглаживая честные бороды, подошли к нам. Вышел вперед Богуслав, один из старших. Был он сед и по летам годился мне в отцы, но глаза-льдинки под кустистыми бровями глядели цепко, и рука была тяжела. Один из немногих, он знал Мстивоя с тех времен, когда тот еще не был вождем, и помнил, какой была Нета до разорения. А битв повидал столько, что и сам давно счет потерял.
Вставши перед нами, он оглядел длинные столы и не спеша заговорил густым, чуть надреснутым голосом:
— Свершилась нынче свадьба по обычаю. Провожали вчера мы в клеть двоих, а встречаем сегодня единое целое — Мстивоя Стойгневича и жену его водимую, Зиму Желановну. — Поклонившись в пояс нам обоим, воин продолжал: — Вождю нашему и жена под стать, какой ни у кого нет — воительница смелая да хозяйка искусная. А коли так, надобно не только красу ее дарами осыпать, но и воинскому умению угодить! Вся дружина вас славит и дарит меч, достойный вашего рода. — С этими словами он снова поклонился Мстивою: — Ты, вождь, не обессудь, дар жене твоей, а не тебе.
Плотица вынес из-за спин кметей меч в дорогих ножнах с литыми украсами. Я так и прикипела к нему глазами: в руках седоусого кормщика покоился тот самый виденный мной на торгу меч! Не веря еще, я присмотрелась получше… И вправду он! Вот оно, узорчатое навершие на рукояти, оплетка из темной кожи, что так манила потрогать, взять в руки. Мне уже не терпелось взглянуть на сам клинок, убедиться — верно ли помню дымные полосы, сбегающие затейливой рябью по лезвию. Уж сколько тогда на торгу простояла, любуясь и не имея сил отойти, а теперь вдруг да моим станет!
Старый вагир сказал:
— Носи его с честью, Зима Желановна, а после и сыну передай. А, может, и дочери, коли в мать пойдет.
Я глянула на мужа. Он улыбнулся и кивнул — иди мол, забирай подарок-то.
Я подошла и встала нерешительно, желая и одновременно боясь прикоснуться к суровой красоте дорогого оружия. Плотица с поклоном протянул мне в руки драгоценный дар.
Я бережно приняла, с гулко бьющимся сердцем достала меч из ножен. Дымчатая сталь змеилась серыми переливами, петляя прихотливым узором, отблески света играли на благородном клинке. Нарочитый кузнец ковал лезвие долго, с великим тщанием перекручивая и сминая стальные прутья… А после калил, вновь перекручивал, являя миру узор — второго такого век ищи, не сыщешь! Любовно выводил лезвие, прилаживал гарду и узорное литое навершие… Ни один воин в нашей дружине не мог похвастаться таким. Воистину, княжеский подарок!
Меч лег мне в руку верно и крепко, будто и в самом деле был нарочно для меня предназначен. Ликующая восторженная радость охватила меня, заливая жгучим жаром щеки, шею…
Со всех сторон просторной гридницы были устремлены на меня глаза. Вятшие гридни, словно мальчишки, таили дыхание, ожидая — какое слово молвлю.
Прижимая к груди дорогое подношение, взволнованная до крайности, я едва выговорила севшим голосом:
— Спасибо, славные…
И замолкла, обводя глазами обветренные пожитые и румяные молодые лица, не умея выразить словами моей бесконечной благодарности и любви к ним. Мне хотелось обнять их, всех до единого. Побратимы верные, едва ли не ближе родных по крови братьев будут.
Младшие кмети как будто не удивились подарку, больше глядели на меня — нравится ли. Знать, тоже опустошили свои мошны ради такого славного дара. Зато отроки так и застыли с блюдами и питейными рогами в руках, залюбовавшись на диковину.
Старшие мужи переглядывались и кивали, крутили усы. Было видно — довольны сами и подарком, и тем, как я приняла его. Мой старый наставник оглаживал бороду и улыбался, безошибочно прозревая происходящее.
Меж тем Богуслав снова выступил вперед и сказал так:
— У всех справных мечей есть гордые назвища, пусть и у твоего будет такое! Нареки сама, какое пожелаешь.
Я долго не думала. Имя родилось мгновенно, по наитию, будто само прыгнуло на язык. Вынув меч из ножен и воздев его над головой, я сказала громко и отчетливо: