Потом всё закрутилось, ну как оно всегда бывает. Мы пили, танцевали, смеялись. В какой-то момент Кристинка попросила проводить её до уборной, чтоб всякие не приставали. Я её ждал в холле, а когда она вышла… в общем, мы уединились в подсобке. А когда вернулись… Дане было уже плохо. В темноте да спьяну, да под грохот музыки никто на него особо внимания не обратил. Ну а мы вернулись слишком поздно и слишком долго ехала скорая…
Где Даня взял те колёса, у кого, когда успел их принять — я без понятия даже. И никто из наших не знал. Мы все грешили на ту девку, с которой он зажигал, но она, уже потом, позже, всё отрицала. Отец тогда весь клуб перетряхнул, все записи с камер пересмотрел, но концов так и не нашёл.
Я и сам искал, кто там толкает. Но, видать, после того, как отец устроил в «Твистере» армагеддон, все причастные залегли на дно.
Сколько раз я терзал себя мыслями, что если бы не взял его с собой, он был бы жив. Ладно, даже если бы взял, но следил бы за ним, не отлучался, он был бы жив. Если бы не пошёл с Кристинкой, он был бы жив…
И это теперь навсегда со мной — вина и бессилие, потому что невозможно ничего вернуть назад и исправить.
Всё и рухнуло со смертью Дани. Это как эффект домино. Мать резко сдала, ушла с работы. Отец, наоборот, ушёл в работу. И так получилось, что Даня — единственное, что держало нас всех вместе.
Но отец хоть на живого человека был похож. Замкнулся, не разговаривал со мной, но не слетел же с катушек, как мать.
Но и она, вроде как, в себя стала приходить.
А что будет с ней теперь? Когда отец скажет ей про эту свою любовь новую. Даже подумать не могу… Ну это же как одноногому человеку, который только-только приноровился передвигаться на культе и костылях, сломать вторую ногу.
Я набрал отца, настроился поговорить спокойно, без истерик, но гудки прошли, он не ответил. Второй раз и вовсе сбросил.
Тогда я просто набил ему эсэмэску: «Не бросай мать. Она этого не вынесет».
Тупо, конечно, звучит, наивно так, детский сад какой-то. Но ничего лучше я не придумал.
31. Элина
— Чёрт, — прошептал Игорь, глядя в окно.
Я же, узнав Кирилла Королёва и его подружку, вообще впала в ступор.
Мысли лихорадочно метались в голове: откуда он здесь? Как тут оказался? Что, вообще, происходит? Неужели они знакомы с Игорем?
По тому, как Игорь себя повёл, можно было сделать вывод — пусть хоть он и явно не обрадовался этому неожиданному появлению, но хорошо, даже близко его знает.
И тут меня осенило: Королёв — сын Игоря?
В универе ведь все знали, что Королёв сын какого-то важного чиновника. Про него всегда много болтали, но я особо никогда не слушала и не интересовалась. А, может, всё-таки не сын, а просто родственник? Племянник, например?
А потом меня пронзила мысль: вот он сейчас войдёт и увидит нас тут вдвоём. И неважно, кем он там Игорю приходится, ситуация просто ужасная! Ой нет, если сын ещё в сто раз хуже. Если Кирилл его сын — это катастрофа…
Что он подумает? Да понятно, что подумает! То, что любой при подобных обстоятельствах подумал бы. Господи, какой стыд!
Заслышав звук приближающихся шагов, я малодушно отошла от Игоря подальше и замерла. Глупость, конечно. Как будто это что-то меняло. Вот бы просто исчезнуть, раствориться в воздухе…
Вот он вошёл, и сердце у меня, дрогнув, сжалось.
Королёв явно не ожидал обнаружить тут Игоря, а потом повернулся и увидел меня. Недоумение и растерянность в его взгляде мгновенно сменились глубочайшим презрением.
А я и без этого взгляда чувствовала себя как вор, застигнутый врасплох, как неверная жена, пойманная мужем в объятьях любовника… Стоп… О, нет…
Лицо Игоря выдавало его с потрохами. Он не просто был недоволен — он боялся! А чего он боялся — стало понятно даже мне.
Нет, ну какая же я идиотка! Как я могла думать или хотя бы надеяться, что Игорь будет свободен? Он не носил кольца и вёл себя так, как будто не скован узами брака, мне этого показалось достаточным, а спросить в лоб я стеснялась. Зато теперь попала в положение — просто хуже не придумаешь, как в пошлейшем анекдоте.
Лицо у меня предательски полыхало, будто от пощёчин.
Но самое унизительное, что Королёв узнал меня. И его подружка тоже. Мазуренко оглядела меня брезгливо, что-то даже процедила насмешливое. Хотя на неё плевать, а вот перед ним невыносимо стыдно.