А свет на кухне горел неспроста. У девчонок были гости. Там вообще полным ходом шла гулянка. Я ещё в подъезде это поняла, заслышав музыку и характерные возгласы из нашей квартиры.
Прошмыгнув незамеченной к себе, я плотно затворила дверь. Хотелось всё спокойно обдумать, но звуки застолья настырно проникали сквозь стену.
Вообще, какого чёрта девчонки решили загулять среди недели? Мало им выходных?
Честно говоря, меня эта возня и бубнёж за стеной здорово раздражали, я аж почувствовала себя приподъездной бабкой, которую бесит всё вокруг: шум, гам, бегающие дети, молодёжь.
Кое-как я сумела отвлечься от них и даже умудрилась погрузиться в чтение монографии, которую оторвал от сердца Стрекалов ровно на день, не больше. В конце концов я даже перестала замечать шум за стеной, пока вдруг не прозвучала моя фамилия.
Человек всегда реагирует на свою фамилию, улавливает чутко, как импульс. Даже если говорят тихо. Остальные слова, может, не услышит, а свою — непременно.
Только в моём случае и всё остальное говорили достаточно внятно.
— … так это правда? Все говорят, что ваша Элька — любовница отца Королёва.
— Да ну! — воскликнула Ирка, хмыкнув. — Любовница, скажешь тоже.
— Ну не знаю, — отозвался чей-то девчачий голос. — Мазуренко рассказывала, что они их прямо в постели застукали за этим самым…
— Да ты что? Нашу Эльку и отца Королёва? Прямо в постели? — как попугай переспрашивала явно шокированная Ирка. — И? Они там что… трахались?
— Ну а что ещё-то?
— Ага! Прикиньте. Вроде в эти выходные.
— Ир, а помнишь… — подала голос Надя. — Эля же и правда с утра в субботу куда-то ушла, а потом пришла вечером вся расстроенная и… А как он выглядит… отец Кирилла?
— Ты думаешь, это он сюда приходил?
— А он к вам приходил?
— Кто к вам приходил?
На кухне поднялся галдёж. А мне подурнело и сердце заколотилось так, что рёбрам стало больно. Как же стыдно! Если сейчас они это обсуждают, то, значит, это знают все на курсе. Да ещё и присочинили!
— А что Королёв?
— Ну а сама как думаешь?
— Блин! Вот уж точно — в тихом омуте…
Я вошла на кухню, красная, взвинченная до предела и злая. Гвалт тотчас смолк. Все на пару секунд уставились на меня. Впрочем, все — это были лишь три девчонки с нашего потока. Ну и ещё Надя с Иркой. Затем наоборот опустили глаза.
Сначала у меня возник порыв поскандалить, ну или хотя бы высказаться, но Ирка почти сразу обратилась к кому-то совершенно буднично и естественно. Театральные подмостки плачут по ней горькими слезами.
— Так что, ты говоришь, она сказала?
— Кто?
— Ну как кто? Яромчук. Ты же про неё сейчас рассказывала, — затем Ирка повернулась ко мне и как ни в чём не бывало предложила: — Не хочешь, Эль, к нам присоединиться?
— Не хочу, — отрезала я.
А позже, истерзав себя сомнениями, я всё же позвонила Игорю и сказала, что с радостью перееду в ту его квартиру.
35. Элина
Переезд занял у меня чуть ли не полдня. Ради этого дела я даже пропустила занятия в универе, наверное, впервые за пять лет. Но мне не хотелось, чтобы Ирка с Надей наблюдали мой переезд. А так ни одна живая душа не узнает, куда я делась. Во всяком случае, Игорь заверил, что про эту его квартиру никому неизвестно, никто там сто лет не появлялся, даже он сам. Только пару лет назад его друг или коллега, я так и не поняла, жил там несколько дней, когда того выгнала жена.
Я жутко трусила, конечно. Это вчера, разругавшись с девчонками в пух и прах после ухода их гостей, я была настроена решительно. Настолько решительно, что я бы даже на вокзал готова была уйти после канонады взаимных оскорблений. Только поздновато уже было, да и страшно.
Я даже не знаю, кто из них вчера меня выбесил больше. Ирка, которая пьяно хохоча и хлопая в ладоши, горланила на весь дом, не затыкаясь: «Молодец, Элька! Не ожидала, но молодец! Нафиг нужен этот нищий придурок Костик и ему подобные. То ли дело папаша Короля. Крутой, богатый, да и сам ещё огого, не чета другим «папикам». Это ж он в воскресенье приходил? Шикарный мужик! Ловко ты его захомутала. Будешь мачехой Королю. А я его узнала, кстати. Это же он тогда тебя спас! Так ты нам должна спасибо сказать…».
И всё в таком духе.
Или Надя, которая, рыдая в три ручья, обвиняла меня в пошлости, в подлости, разврате, вранье и цинизме, а заодно припоминала мне какие-то бытовые обиды столетней давности, о которых я даже думать забыла. Но, главное, конечно, её возмущала моя "связь с отцом Кирилла".