Выбрать главу

— Да делай ты что хочешь, — фыркнула я так, будто мне плевать. И, кажется, вполне правдоподобно получилось. Странно, но вмешательство Ирки, как бы я к ней ни относилась, придало мне сил и уверенности.

— Ну-ну, — хмыкнула Мазуренко. — Твоим маме и папе, наверное, будет интересно узнать…

— Мои мама и папа не вмешиваются в мою личную жизнь, — перебила её я. — Но, уверена, Игорь бы им понравился.

Я отвернулась от неё и устремилась к двери, услышав за спиной смешок Ирки и шипение Мазуренко: «Тупая шлюха… ну что, сама напросилась…».

Конечно, я бравировала напоказ. Внутри же меня в тот момент всё оборвалось. Я даже помыслить не могла о том, чтобы отголоски этих слухов докатились до моих родителей.

Потом я себя уговаривала — да она просто так болтала. Запугивала. Блеф это.

Однако всё равно слова Мазуренко свербели, угнетали, мешали думать о чём-то ещё. Она, конечно, известная стерва. Но какая же сволочь этот Королёв! Мало того, что сам глумился и угрожал, так теперь ещё и подружку подослал с этими мерзкими фотками… Ненавижу его. Ненавижу!

39. Элина

Игорь приехал ко мне тем же вечером и застал меня не в лучшем виде. Впрочем, он и сам был не огурчик. Даже показалось, что сквозь его изысканный парфюм пробивался перегарный запах.

Ну а я прямо перед его приходом созванивалась с мамой.

Она, как чувствовала, стала допытываться, всё ли у меня хорошо. Я, конечно, заверяла, что хорошо и даже замечательно, но мама, словно миноискатель, тщательно прощупывала шаг за шагом: а в универе как? А с дипломом? А с подругами? А на личном?

Допрос я выдержала более-менее стойко, но потом снова разрыдалась. То ли от жалости к себе, то ли от напряжения. Страшно всё же: а если Мазуренко не врала и правда отправит маме эту гадость? Она ведь может быть совершенно неадекватной. Рассказывали не раз про её дикие выходки.

Хотя про меня тоже вон говорят. Да и откуда она узнает мамин номер? Но… мой-то она откуда-то узнала. И номер, и где работаю, и когда работаю… Вот это особенно странно. Или, может, просто совпадение?

Я хоть уже и успокоилась, но красные, припухшие веки выдали меня с головой. Так что Игорь насел на меня похлеще мамы:

— Элина, что случилось? Неприятности? Тебя кто-то обидел?

Я сначала отнекивалась, но Игорь ни в какую не отставал.

— Скажи честно, это Кирилл? Донимает тебя? Он, вижу, он… в нём всё дело…

— Ну так… — У меня вырвался тихий всхлип. — Не он один.

— Ясно, — пробормотал, помрачнев, Игорь. С минуту он хмурился и молчал, потом взглянул на меня с неприкрытым сожалением: — Прости меня, что нехотя тебя так подвёл. Но я поговорю с ним, сегодня же поговорю, обещаю. Я знаю, чем поостудить его пыл.

— Но… не станет ли ещё хуже, — пролепетала я, уже откровенно хлюпая носом.

Умом-то я понимала, что всё это со стороны выглядит неблагородно, даже очень: нажаловалась, что обидели, натравила отца на сына, внесла раздор. Но страх того, что они втянут в эту грязь родителей, подстёгивал и заставлял забыть про «благородно».

— Хуже будет, если его вовремя не остановить, — твёрдо ответил Игорь. — Мне надо было раньше об этом подумать…

Он пробыл ещё недолго. Сначала обошёл квартиру, осмотрел всё.

— Даже как будто светлее стало, чисто, хорошо. Даже не так бросается в глаза, что здесь давно ремонта не было, — улыбнулся он. — Но всё равно на днях пришлю мастеров к тебе. Пусть освежат немного, подлатают там-сям.

— Да не надо, я же буквально на месяц, потом… — запнулась я от его острого взгляда.

Несколько секунд Игорь смотрел на меня без слов, смотрел так пронзительно, что хотелось не просто поёжиться, а спрятаться от такого взгляда. Потом он произнёс:

— Элина, я не стану врать, ты мне очень сильно нравишься. Но я понимаю тебя. Понимаю, что тебе трудно, что ты растеряна, ни к чему такому не готова. Но пойми меня и ты. Мне приятно помогать тебе, просто помогать. Мне приятно с тобой общаться, как-то тебя поддерживать. И я ничего не жду от тебя взамен. Разве я давлю на тебя? Разве навязываю свои чувства? Разве требую от тебя что-то?

— Нет, конечно, нет, — пролепетала я.

— Тогда зачем ты так?

Он спросил это таким тоном, что мне стало неловко, нет, даже совестно.

— Живи, пожалуйста, столько, сколько тебе нужно, и не думай ни о чём. Никто тебя тут не побеспокоит. И не надо вот этого — всего на месяц… Я ведь искренне тебе помогаю. Может быть, мне это надо даже больше, чем тебе.