Рев и рычание издавала пантера. Причем не одна. Гортанные звуки эхом следовали за его собственной болью, став зеркальным отражением смятения, которое он уже начал испытывать. Откатившись от мерзко пахнущей лужи рвоты, он перевернулся на спину, жадно хватая благословенный воздух широко раскрытым ртом. Лес притих. Причем весьма неестественно.
Такаар сел. Сорвав с правой руки пиявку, он шаткой походкой направился к краю своего бивуака, где поспешил передохнуть, привалившись к стволу фигового дерева. Сделав несколько глубоких вдохов, он попытался восстановить в памяти мгновения перед тем, как ему стало плохо. И еще ему очень не нравилось то, что говорило ему тело.
Тебе страшно. Это чувство должно быть тебе хорошо знакомо, но ты, похоже, думаешь иначе.
— Наступили необычные времена. — Такаар отказывался поворачиваться к своему мучителю, который сидел рядом с ним под навесом. — Они разрушают все, ради чего я жил.
Тем больше у тебя причин прыгнуть вниз со скалы, о чем я говорил тебе неоднократно.
Такаар лишь покачал головой и вышел из-под навеса. Память сохранила обрывки воспоминаний о трех случаях. Вот только случаях ли? Хотя, пожалуй, назвать их по-другому не представлялось возможным. Они оказались куда сложнее любых эмоций, будучи при этом намного более ошеломляющими, чем просто чувства. Они проникли ему в самую душу, в самую суть его расы, и принялись играть и забавляться с нею.
Все началось с недомогания, природа которого была не только физической. За ним быстрой чередой последовала попытка захвата души леса, богов и каждого эльфа в отдельности. Именно из-за этого на него и навалилась тошнота. А теперь он мучился от головной боли, очень напоминающей ту, что случилась у него после яда тайпана.
Но более всего Такаара пугало то, что он знал, откуда пришли эти события. Попытка захвата его души зародилась и была предпринята в Аринденете и Исанденете, тогда как недомогание проистекало отовсюду. Оно наверняка отразится на здоровье каждого эльфа, хотя многие его попросту не заметят. Но он, Такаар, творец и защитник гармонии, ula, некогда бывший равным богам, чувствовал его и страдал один за всех.
Вот уже некоторое время на него то и дело накатывали тревожные приступы тошноты. События же в Аринденете и Исанденете носили куда более жестокий и насильственный характер. Они являли собой внезапные, пусть и непродолжительные возмущения, эхо которых растекалось по всей энергетической системе мира.
Он решил, что сила, которую они олицетворяют, является благотворной и латентной, скрытой. Тем не менее внезапное проявление его слабости и ее интенсивность означали, что силовые линии нарушены, а в воздухе появилось нечто новое, чего он не мог ни попробовать, ни коснуться, а лишь ощущал всем телом и разумом.
Да и энергией этой он воспользоваться не мог. Пока, во всяком случае. Но она напоминала ему ту, которую он ощутил на Хаусолисе, в те далекие теперь времена, до начала эры гармонии, когда он обнаружил врата и каким-то образом сумел установить с ними связь. Что же разбудило землю? И какое это имеет отношение к гармонии и беспокойству эльфов?
Он не должен был ломать голову над такими вещами. Просто не мог себе этого позволить.
Но у него ничего не получалось.
Да уж, будет куда лучше, если ты примешь еще один лист пассифлоры, отваренный с жужелицей и толченым крылышком жука. Забудь об этом. Забудь.
Такаар кивнул. Не часто ему приходилось слышать в голосе своего мучителя сочувственные нотки. Еще реже тому случалось быть правым. Такаар вернулся к своему убежищу. Шевеление в кустах слева привлекло его внимание. Он уже сталкивался со всеми опасностями, которыми лес мог грозить одинокому ula, и теперь уже ничто не могло поколебать его душевного равновесия.
Он остановился и стал пристально вглядываться в подлесок. Оттуда выскользнула лоснящаяся черная тень и направилась к нему. И она была не одна. Он насчитал их целых три. Наверное, Такаар должен был испугаться. Ведь он был легкой добычей. Но его плоть их не интересовала.
Такаар присел на корточки и протянул зверям руку. Один из них подошел к нему вплотную, и он почувствовал, как пантера ткнулась носом ему в ладонь. Затем она лизнула ему руку и убрала голову.
— Что происходит? — спросил Такаар. — Что мы с вами чувствуем?