Слезы разъедали ожоги на лице. Он полз вперед, и каждое движение сопровождалось мучительной болью — одежда прилипла к коже и слезала вместе с нею лохмотьями. Кожа на руках почернела, а лишенная кожи плоть — все, что осталось от пяток. Но Инисс спас его от смерти. Сохранил ему зрение. Он не знал зачем. Последнее, чего ему хотелось — это остаться в живых и смотреть на то, что предстало перед его глазами.
Он с трудом преодолел последний ярд. Запах горелого мяса ударил ему в обожженный нос. Перед ним лежали дымящиеся тела Лориуса и Джаринна. И Олмаат оплакивал их, потому что не смог защитить.
Он не знал, куда подевались люди. Олмаату пришлось с головой окунуться в собственную боль, собрать в кулак всю свою волю, чтобы унять корчащееся в агонии тело. Притвориться мертвым, пока они осматривали трупы, чтобы удостовериться, что убили всех. Только после этого они ушли, прихватив с собой Хитуура. Короткоживущие и cascarg. Предатель. Ядовитая змея, проникшая в самое сердце их веры.
Убиты. Враги перешли последнюю черту. Но это было не просто убийство. Это было истребление, жертвой которого стали великие эльфы. Совершенное с особой жестокостью, не поддающейся пониманию, и с применением оружия, ужасающего и неизвестного. После которого во рту у Олмаата остался привкус, который он не мог определить. Но чем бы ни была сила, к которой прибегли люди, Олмаат в буквальном смысле испытал ее на собственной шкуре.
Даже когда он прыгнул к Джаринну, отчаянно пытаясь закрыть его собой, и его, словно куклу, отбросил в сторону столб пламени, он испытал чувство, которое можно охарактеризовать как вознесение. Да, назвать это чувство по-другому было нельзя, пусть даже теперь боль в каждой жилке превратила память об этом в смутное воспоминание.
Олмаат с трудом приподнялся на обожженных руках. Ладони не слишком пострадали, а вот тыльная их сторона обгорела страшно, и кожа обуглилась до мяса, слезая черными рваными лохмотьями. Он с хрипом втянул в себя воздух, и ему показалось, будто в горло ему насыпали битого стекла.
Останки двух тел прижарились друг к другу. Разобрать, где кто, было уже невозможно. Одежда и прочие отличительные признаки сгорели без следа. Фрагменты конечностей попросту исчезли, испарились. Один из черепов оказался смят и раздавлен. Плоти как таковой вообще не осталось. Олмаату казалось, что он смотрит на какое-то двухголовое чудовищное порождение природы, погибшее в момент своего появления на свет. Нечто ужасающее и жалкое. Один рот приоткрыт в смертельной агонии, словно умоляя, чтобы все поскорее кончилось.
Что ж, по крайней мере, конец действительно наступил быстро. Олмаат вознес краткую молитву Шорту, прося его принять души обоих эльфов. А Туала он попросил сохранить ему жизнь, чтобы он мог рассказать о случившемся Катиетт и найти тех, кто повинен в этом. Он умолял Инисса помочь ему отыскать их, встретиться с ними лицом к лицу и убить.
— Олмаат?
От невероятного облегчения Олмаат лишился последних сил и вновь упал на живот.
— Помоги мне, Пакиир.
Олмаат вдруг услышал сдавленный вздох и всхлипы.
— Скажи мне, что это — не Джаринн.
— Не могу. Теперь нам остается лишь исправить то, что еще можно, и отомстить.
— Да хранит нас Инисс, неужели на свете больше не осталось чести? — Олмаат увидел, как Пакиир опустился на колени перед обгорелыми останками Джаринна и Лориуса и, запинаясь, принялся шептать заупокойную молитву. — Что я должен сделать, Олмаат?
— Найди храмового целителя. Найди Катиетт. ТайГетен больше не могут доверять никому. Против нас обратились наши собственные люди. Мы вынуждены защищаться, и она должна знать, кто предатель. — Олмаат закашлялся. — Больше никто не должен увидеть это место в таком виде.
Олмаат почувствовал, как на спину ему легла ладонь друга, и испытал недолгое утешение в этом прикосновении.
— Отдохни, если сможешь. Постарайся не шевелиться. Я приведу кого-нибудь, чтобы забрать тебя отсюда. С тобой все будет в порядке.
— Как тебе удалось уцелеть?
— Это мой позор, Олмаат. Я выбежал наружу и спрятался.
Олмаат бы улыбнулся, но губы его были слишком сильно обожжены и потрескались.
— Здравого смысла нечего стыдиться. Инисс направляет твой разум, Пакиир. Ступай.
Шаги Пакиира быстро затихли вдали. Олмаат старался лежать неподвижно. Адреналин уходил, и боль вновь становилась невыносимой. Но он все-таки нашел в себе силы поднять голову.
— Простите меня, мои жрецы. Я подвел вас. Я не оправдал доверия Инисса.
На него накатила тошнота, и он с облегчением провалился в благословенную черноту беспамятства.