Да, я понимаю, решать, конечно, мне, — стонет мой собеседник, взмахивая руками, как марионетка в детском театре. — И, да, Ханна хотела этого ребенка…
Это утверждение произносится таким замогильным голосом, что я почти готов услышать звон похоронного колокола в виде аккомпанемента… Сам я никогда по-настоящему не задумывался о детях — у меня просто не было для этого времени — и теперь не считаю себя в праве рассуждать на такие далекие от моего жизненного опыта темы, но слова Мелиссы о желании матери родить этого третьего ребенка наполняют меня неизведанным доныне энтузиазмом.
Так сделайте ей приятное! — громче необходимого восклицаю я. — Представьте лишь на секунду, как она очнется и узнает о том, как вы спасли ее малыша… то есть вашего малыша, — поправляюсь я скоро, — думаю, она оценит этот ваш жест и простит…
«Что я несу?! — мысленно вопию я. — С каких пор я стал манипулировать людьми?!»
Но, если говорить по совести, манипулировать Маттиасом Вебером чрезвычайно легко, он словно создан для того, чтобы им манипулировали: я буквально считываю любую его эмоцию, словно в открытой книге, как бы банально это ни звучало, и понимаю, что тот жаждет переложить решение проблемы на любого, кто готов будет взять на себя такую ответственность.
А готов ли я сам, Марк, к такой ответственности? И с удивлением понимаю, что, да, готов…
…то есть простит ваше прежнее недопонимание, — говорить о том, что я считаю Вебера виновником аварии, конечно же, не стоило, и потому я быстро поправляюсь.
Мой собеседник впитывает каждое сказанное мной слово, подобно иссохшейся в пекло земле. Мне кажется, я даже слышу, как маленькие винтики в его голове поскрипывают от натуги… Какое же решение он примет? Чьи желания поставит на первое место: свои или своей жены?
Может от бессонницы, а может и вовсе от эмоционального стресса, но меня начинает неприятно подташнивать… Пора было в самом деле ехать домой.
Если хотите, я могу завтра поддержать вас во время беседы с доктором Хоффманном, — предлагаю вдруг я Веберу. — Я студент-медик и немного понимаю в этих вопросах, а Хоффманн, безусловно, станет давить на вас, настаивая на аборте… Так что если желаете…
Это было бы здорово, — кивает растерянный мужчина. — Но вы, действительно, думаете, что эта беременность не повредит моей супруге?
Если бы я не знал истинной подоплеки дела, то, действительно, поверил бы, что забота Вебера о своей второй половине искренна и бескорыстна, но в свете всего произошедшего, я склонен предположить, что заботится тот лишь о собственном благополучии, которому этот еще нерожденный малыш является явной угрозой. Тот не хочет его, но боится показаться жестоким и бесчувственным, если только решится признать это открыто…
К сожалению, однозначного ответа на этот вопрос нет, герр Вебер, — отвечаю я просто. — Мы можем только надеяться на лучшее… Готовы ли вы пойти на риск, вот в чем главный вопрос!
Весь облик Маттиаса Вебера явное олицетворение той простой истины, что риск — это именно то, что просто не заложено в его генетическом коде и требовать от него идти против природы равносильно самоубийству, но мне абсолютно не жаль его… вот даже ни на грош… Потому что маленькие бледные женщины с задумчивыми глазами специально созданы для того, чтобы ради них рисковали!
Глава 5.
Вся моя напускная бравада испаряется по мере моего приближения к дому, адреналин, бурливший в крови еще менее получаса назад, застывает уродливыми наростами вины и недоумения, как застывает после извержения огненная лава… Когда же я робко переступаю порог родительского дома (почти ненавидя себя за свои крадущиеся шаги), то силы словно и вовсе оставляют меня…
«Право слово, будь мужчиной!» одергиваю я самого себя и в тот же момент пугаюсь, заметив собственное отражение в большом зеркале в простенке: глаза покрасневшие и ввалившиеся, как у заправского зомби, хоть в кино снимай без грима, волосы стоят чуть ли не дыбом… Провожу по ним ладонью, улыбнувшись своему отражению. «Хорош же из меня защитник униженных и оскорбленных, ничего не скажешь!»
В доме стоит странная гнетущая тишина, как в море перед штормом, и я с тоской думаю о том, что «шторма» мне по-любому не избежать, поскольку о его приближении сообщает быстрый перестук женских каблучков, с каждой секундой лишь приближающийся… Я с усилием сдерживаю побуждение спрятаться за ближайшей кадкой с раскидистой пальмой!