Кома?! — слабо отзывается Маттиас Вебер почти бесцветным, но с оттенком истерии голосом. — Что это значит? Она придет в себя… когда-нибудь? Когда?!
Ее мозг спит, герр Вебер, — отзывается доктор Хоффманн. — Можно сказать, это защитная реакция организма: он замедляет все процессы, чтобы минимизировать ущерб, который ему причинен… Ответить же на вопрос о том, как скоро человек может выйти (и выйдет ли вообще) из коматозного состояния практически невозможно: у каждого этого индивидуально и не подлежит прогнозированию. Можно только ждать и надеяться…
Ждать и надеяться, — повторяет за ним Вебер, опустив плечи еще ниже, словно груз этой новости придавливает его к земле.
Но есть еще кое-что, что нам стоит обсудить, — продолжает доктор, игнорируя состояние мужчины. — Не знаю, известно ли вам, но ваша жена была беременна…
Ни один мускул на лице его собеседника даже не дергается, и я понимаю, что он знает об этом факте.
Была? — спрашивает он только. — Она потеряла ребенка?
Это удивительно, но, нет, ребенок жив. Ему примерно недель десять, не больше… — доктор Хоффманн, казалось, тяготится своей ролью печального вестника. — Но, к сожалению, должен сообщить, что сохранение беременности в подобном состоянии вашей супруги крайне проблематично, к тому же это может повлечь определенные нежелательные последствия для самой пациентки. Обычно в таких случаях мы советуем аборт, как единственно верный вариант…
Для осмысления этой информации мне хватает ровно трех целых трех десятых секунды, а потом я вдруг говорю:
Но ведь известны случаи, когда женщины, находящиеся в коме, вынашивали абсолютно здоровых детей, — я смотрю прямо в уставшие глаза доктора. Я читал об этом когда-то давным давно, еще будучи на втором курсе, и теперь эта информация всплывает в моем мозгу, светясь синим неоновым светом, подобно вывеске известного казино.
Да, бывали такие случаи, — соглашается со мной доктор Хоффманн. — Но это скорее исключение, нежели правило… И в любом случае решать родным пациентки, в данном случае мужу, — он делает особое ударение на последнем слове. — Но я бы все-таки не советовал сохранять эту беременность — нельзя быть абсолютно уверенным что и как повлияет на человека в коме… Человеческий мозг — очень тонкая материя, функционирование которой нам до конца не понятно, а беременность — это дополнительная нагрузка на организм женщины, даже в обычном ее состоянии, а в данном случае…
Будущий отец — возможный будущий отец — кивает головой в такт словам доктора.
Да, вы, конечно, правы, доктор, — Вебер тяжело сглатывает. — Я бы не хотел рисковать здоровьем супруги… Она и без того была женщиной нервной, склонной к эмоциональным перепадам настроения, и теперь… — Он замолкает, поняв, должно быть, что говорит о жене в прошедшем времени, словно она уже умерла, а о мертвых не принято говорить плохо да и вообще…
На его счастье, в этот момент в дверях палаты появляются две медсестры, толкающие перед собой кровать с его супругой, которая бледная и бесчувственная лежит под белой же простыней, почти сливаясь с ней, словно призрак. Ее голова плотно забинтована, и я догадываюсь, что ее каштановые волосы обриты почти полностью. И это меня странно печалит… Бедная женщина! Сердце в очередной раз за день делает головокружительный кульбит — хочется взять эту восковую руку в ярко-синих прожилках вен и прижаться к ней лбом, пообещав, что всё будет хорошо, что я не позволю случиться ничему плохому… Но в любом случае, такие действия являются прерогативой ее мужа, не его, Марка, а тот стоит, как истукан, и кажется таким же бесчувственным.
Давайте выйдем на время, — предлагает доктор Хоффманн. — Пусть медсестры сделают свое дело… — И мы выходим. Каждый с грузом своих мыслей, каждый под гнетом собственных эмоций… И тут в моем кармане вибрирует телефон. Уже третий раз за утро, если уж на то пошло, но я упорно сбрасываю звонки, так как просто не в силах выслушивать нравоучения родителей. А в том, что звонят именно они сомневаться не приходится: еще часа два назад мне следовало быть дома и сидеть за воскресным завтраком. Не сегодня…