Выбрать главу

15 фев

Сегодня на вершину пирамиды опустилась чайка. Улетела прежде, чем я подполз на расстояние броска. Чтоб ей гореть в аду, где она всю вечность сможет выклевывать налитые кровью глазки отца Хейлли.

Ха! Ха!

Ха! Ха!

Ха

17 фев (?)

Ампутировал правую ногу по колено, но потерял много крови. Боль мучительнейшая, несмотря на героин. Человека помельче шок убил бы. Разрешите мне ответить вопросом: Как сильно хочет пациент выжить? КАК СИЛЬНО ХОЧЕТ ПАЦИЕНТ ЖИТЬ?

Руки трясутся. Если они предадут меня, со мной кончено. У них нет права меня предать. Ни малейшего. Всю их жизнь заботился о них, берег. Баловал. Пусть поберегутся. А не то пожалеют.

Хотя бы я не голоден.

Одна из досок от шлюпки треснула пополам. Один конец получился острый. Я этим воспользовался. У меня текла слюна, но я заставил себя выждать. И тут я начал думать о… ну… о пикниках с жарким на вертеле. О выложенной кирпичом яме при доме Уилла Хэммерсмита на Лонг-Айленде, в которой можно было зажарить целиком свиную тушу. Мы сидели в сумерках на веранде с бокалами в руках и беседовали о хирургических методиках, или о гольфе, или еще о чем-нибудь. А легкий бриз веял на нас ароматом жарящейся свинины. Иуда Искариот! Аромат жарящейся свинины.

ФЕВ?

Ампутировал по колено другую ногу. Сонливость весь день. «Доктор, а эта операция была обязательна?» Ха-ха. Трясущиеся руки, как у старика. Ненавижу их. Кровь под ногтями. Струпья. Помнишь муляж в анатомическом кабинете? Тот, со стеклянным животом? Ощущаю себя таким муляжом. Но смотреть не желаю. Этот номер не пройдет. Помню, как Дом говорил это. Стоишь на углу, а он подойдет к тебе вразвалочку в этой своей куртке Клуба разбойников с большой дороги. Скажешь: Дом, а как у тебя с ней? А Дом отвечает: этот номер не пройдет. Иих! Старина Дом. Остаться бы мне в нашем квартале. Хрен, хрен и хрен, как сказал бы Дом. Хаха.

Но я знаю, понимаете, что после лечения и протезирования я стану как новенький. Смогу приезжать сюда и говорить людям: «Вот тут. Где это. Произошло».

Хахаха!

23 февраля (?) Нашел дохлую рыбину. Протухшую, воняющую. Все равно съел. Чуть не вытошнило. Но я не допустил. Я ВЫЖИВУ. Такой прелестный кайф, закаты.

Февраль

Не осмеливаюсь, но должен. Но как перетянуть бедренную артерию так высоко? Она там шириной с хреновые ворота.

Но как-нибудь придется. Я отметил вверху бедра еще мясистую часть. Вот этим карандашом обвел.

Хоть бы слюна перестала течь.

Фе

Ты… заслуживаешь… отдохнуть сегодня… нууу… вставай и отправляйся… в «Макдоналдс»… два говяжьих гамбургера… особый соус… салат… корнишончики… лук… на тминной булочке…

Дии… диидии… дандадии…

Февва

Сегодня посмотрел на отражение своего лица в луже. Один обтянутый кожей череп. Я уже сошел с ума? Наверное. Я теперь чудовище, ярмарочный урод. Под пахом не осталось ничего. Урод. Голова, скрепленная с туловищем, которое ползает по песку, опираясь на локти. Краб. Нанюхавшийся краб. Ведь теперь они так себя называют. Эй, парень, я бедный нанюхавшийся краб, пяти центов не уделишь?

Хахахаха

Согласно присловью ты то, что ты ешь, и, значит, я НИЧУТОЧКИ НЕ ИЗМЕНИЛСЯ! Господи послеоперационный шок, шок, НИКАКОГО ПОСЛЕОПЕРАЦИОННОГО ШОКА НЕТ

ХА

ФЕ/40?

Приснился отец. Напиваясь, он забывал английский. Хотя ничего ценного он все равно бы не сказал. Хреновый алкоголик. Я был так рад выбраться из твоего дома папочка ты хреновый итальяшка алкоголик ничто ноль нолик нолишко. Я знал что добьюсь. Я ушел от тебя, верно? На руках ушел.

Но им теперь нечего отрезать. Вчера я ампутировал ушные раковины рука руку моет да не ведает левая рука что творит правая раз картошка два картошка три картошка где моя большая ложка

хахаха

Плевать та рука или эта здесь добрая еда доброе мясо добрый Бог так будем есть

дамские пальчики у них вкус дамских пальчиков

Грузовик дяди Отто

[2]

Какое же облегчение – наконец записать все это!

Я почти не спал с тех самых пор, как обнаружил тело дядюшки Отто. Порой казалось, что я схожу с ума – или уже сошел. Было бы куда легче, если б этот предмет не лежал у меня в кабинете. Там, где я всегда вижу его, могу потрогать и даже взвесить на ладони, стоит только захотеть. Нет, поймите меня правильно, я этого вовсе не хотел. Я не желал прикасаться к этой вещи. Но иногда… все же делал это.

Если б я не унес его с собой тогда, убегая из маленького домика с одним окошком, то, возможно, постарался бы убедить себя, что все это не более чем галлюцинация, результат работы воспаленного мозга. Но предмет здесь, у меня. У него есть вес и форма. И этот вес можно прикинуть, взяв вещицу в руки.