— Гастон! — крикнула она ему вслед.
Она слушала, как он сходит с лестницы. Как шлепают по ступенькам парусиновые туфли, как звякает по чугунным перилам обручальное кольцо.
— Боже мой, боже мой, — вздохнула она. — Какая мука!
Она с трудом поднялась. До сих пор она не чувствовала усталости. Но теперь, просидев столько времени, она с большим усилием поднялась со стула. Болела не только грыжа, не только руки и ноги ныли от ревматизма, нет, ныло все тело, какое-то недомогание проникло в ее плоть и кровь, во все косточки, во все жилки, ощущалось при каждом движении. Мать страдальчески сморщилась, оперлась на стол, дошла до крыльца. Свесившись через перила, она увидела за деревьями силуэт медленно удалявшегося отца. Она спустилась в сад, дошла до средней дорожки и там остановилась.
Отец стоял уже у калитки. Он был такой щуплый, так весь сгорбился, казалось, его серая каскетка лежит прямо на узких плечах.
Когда он скрылся из виду, мать еще некоторое время не спускала глаз с калитки. Что-то притягивало ее туда, и все же она направилась в глубь сада. Около сарая она свернула налево по маленькой дорожке, которая шла вдоль школьной ограды и выходила прямо на бульвар.
Она постояла на тротуаре. Здесь машины шли не таким густым потоком, как на Солеварной улице, и все же не скорее, чем там, из-за пробки, которая все время образовывалась у заставы Монморо, где скрещиваются дороги. Между машинами и мотоциклами протискивались велосипедисты. У матери, когда она глядела на них, уже не щемило сердце. Внутри у нее все словно очерствело. Она чувствовала себя оторванной от этих людей и от их страданий, одинокой, живущей как бы в другом мире.
Она поднялась по деревянной до блеска натертой лестнице на второй этаж и позвонила. Ей открыл дверь Робен. Они поздоровались.
— Я вам помешала, — извинилась она. — Мне так хотелось узнать, что передают по радио.
— Вы мне нисколько не мешаете, но, к сожалению, ничего особенного не передавали. Да к тому же те новости, что сообщают по радио, малоутешительны.
— Кто-то говорил, что боши уже в Полиньи.
— Нет, — сказал Робен, — не думаю, что они уже так близко.
Они замолчали. Мать разглядывала современную очень чистую кухню Робенов. Господин Робен подошел к радиоприемнику, повертел ручки. Вскоре послышалась музыка, потом отдаленный голос, говоривший не по-французски, потом опять музыка и потрескивание. Робен выключил радио.
— Вот видите, ни по швейцарской, ни по французским станциям никаких сообщений сейчас не передают, — сказал он. — Садитесь, потом я опять попробую.
Мать села и рассказала, как уехал Жюльен.
— Я думаю, вы поступили правильно, — сказал Робен. — Не жалейте, я думаю, вы приняли правильное решение.
Они посидели несколько минут молча, потом Робен опять заговорил. Мать не слушала. Она знала только, что он рассказывает о жене и ребенке. Он был счастлив, что ему удалось отправить их в деревню. Время от времени она только кивала головой и что-то одобрительно бормотала.
Иногда от проезжавших мимо грузовиков дрожал дом и дребезжали стекла в окнах. Голос Робена сливался с этими звуками. Мать чувствовала, что все вокруг становится каким-то зыбким.
Робен замолчал. Мать напрягла слух и услышала, как он сказал:
— Верно, вы очень устали.
— Да, — призналась она. — Пойду домой.
— Вы бы прилегли, если передадут что-нибудь важное, я вам сейчас же скажу.
— Да-да, вы очень любезны… Спасибо, большое спасибо.
Она вышла и, уже стоя на площадке, обернулась и спросила:
— Может, вы покушаете с нами в полдень, ведь вы же один.
— Что вы, что вы, я не хочу вас беспокоить.
— Нет-нет, приходите… Вы… вы нас нисколько не побеспокоите.
Робен хотел что-то сказать. Мать опередила его.
— Приходите, — сказала она, — мы так одиноки теперь, когда остались вдвоем. Нам будет легче.
Он улыбнулся:
— Ну, если так, спасибо, скоро увидимся.
Мать сошла с лестницы, на этот раз она не остановилась поглядеть на машины, которые запрудили бульвар. Она повернула за угол и быстро дошла до сада.
Она чувствовала все ту же усталость, но идти ей все-таки было легче.
Отца она застала у крольчатника, он кормил кроликов.
— Что случилось? — спросил он. — Ты откуда?
— От господина Робена. Но случиться ничего не случилось. Радио молчит.
— Ах, вот что! Мне показалось, что ты торопишься.
Она удивленно пожала плечами.
— Нет, я не тороплюсь, — сказала она. — Но я пойду приготовлю поесть. Господин Робен один, вот я…