— Вы шутите, — сказала мать. — Если мы можем еще чем помочь, не стесняйтесь. Мы живем вон там, видите сад с деревянным забором и красной железной калиткой? Дом стоит в саду.
По дороге обратно мать старалась вспомнить, откуда ей знакомо лицо больной девушки.
— Я ее знаю, — твердила она про себя, — я ее знаю.
Прошло уже довольно много времени, и тут только мать наконец решилась.
— Послушай, Гастон, тебе не кажется, что мы уже где-то видели эту девушку? — спросила она.
Отец подумал, потом сказал:
— Ей-богу, не знаю. По-моему, нет.
Мать не настаивала. Она поднялась наверх, застелила постель, опять спустилась, занялась хозяйством и все время у нее перед глазами стояло это лицо. Потом она вдруг бегом кинулась в сад, Отец шел от сарая.
— Ты не спросил, откуда они?
— Нет, а зачем?
Мать ответила не сразу.
— Да ни за чем, — сказала она наконец, — просто так.
— У тебя был такой странный вид.
— Странный? Да нет… Немного погодя пойду посмотрю, не надо ли им чего еще.
— Может, мне пойти?
— Нет, — сказала она. — Я схожу сама.
Она пошла в дом. Поднялась в комнату Жюльена, открыла ящик письменного стола и достала папку с рисунками. Руки ее слегка дрожали, когда она переворачивала листы. Она рассматривала портреты девушки, бормоча про себя:
— Господи, как это интересно… как интересно.
Мать положила папку на место и спустилась в сад. Она поспешила на улицу, всего два раза оглянулась на ходу, чтобы удостовериться, что отец не идет за ней следом. Сердце ее громко стучало. У нее было такое чувство, словно она в чем-то виновата.
Немецкие солдаты все еще были там. Ребятишки обступили грузовики. Мать быстро прошла мимо и повернула за угол последнего дома. Она сделала несколько шагов и остановилась. Машины беженцев не было. Мать стояла в нерешительности.
— Я дура, — сказала она. — Просто дура.
Она немного помедлила, потом пошла к тому месту, где тогда стояла машина. На асфальте остались черные масляные следы и большое мокрое пятно. В ближайшем окне были приоткрыты ставни. Она подошла и легонько стукнула. Из комнаты кто-то отозвался:
— Да!
Послышались шаги. Старая женщина открыла одну, ставню.
— А, это вы, мадам Дюбуа.
Мать поздоровалась и спросила про беженцев. Старуха сказала, что они всего несколько минут как уехали.
— Попробуют доехать до дому. Может, доберутся туда со своей больной. Это близко — они из Доля. Подумать только, как недалеко отъехали, слишком поздно выбрались… Да, может, это и лучше.
Мать уже не слушала. Старуха говорила еще долго. Даже расспрашивала о Жюльене. Но мать отвечала, не очень-то понимая, что говорит… А между тем она думала о Жюльене, и о портретах, и о стихах из его тетради, и также об этом измученном от жара лице, которое сливалось с тем лицом, что так часто повторялось на рисунках Жюльена; на рисунках, которые он привез из того же города, откуда была больная девушка.
41
Солдат заснул в шезлонге, и мать тихонько прошла мимо, чтобы не разбудить его. Он морщился, когда на лицо ему садилась муха, которых много летало вокруг. Его неспокойный сон говорил об усталости. Мать постояла, посмотрела, потом пошла на кухню, Немного погодя появился Робен. Он принес новости. По радио сообщили об отставке Поля Рейно и о сформировании нового правительства.
Отец, видевший, как пришел Робен, поднялся на кухню вместе с еще не совсем проснувшимся Гийменом. Мать объяснила, кто это, и Робен сейчас же обратился к нему:
— По-моему, вы хорошо сделали, что удрали от немцев. Теперь, когда к власти пришли военные, война может затянуться.
Солдат казался удивленным и только что-то промычал.
— Могу я попросить у вас стакан воды? — обратился он потом к матери.
Она налила ему воды, а Робен пояснил.
— В кабинет, сформированный Петеном, вошли Вейган — министр обороны, адмирал Дарлан — морской министр и еще два генерала. — Он поглядел по очереди на всех трех и, улыбаясь, продолжал: — Не все еще потеряно. Неизвестно только, где дадут бой.
— Н-да, думаю, что сегодняшнюю ночь мне не удастся поспать в своей постели, — сказал Гиймен.
Он вышел. Они слышали, как он спускается по лестнице. Отец постоял у порога, потом отошел и сказал:
— Этот молодчик — воплощенная храбрость. Да, мы с ним здорово влипли. Интересно, сколько времени он будет сидеть у нас на шее!
— Неизвестно, может быть, он тянул из последних сил, — заметил Робен.
— Не такой уж он замученный.