Солдат улыбнулся. Он подошел к прилавку, положил хлеб. Левая сторона его зеленой куртки была уже вся белая от муки.
— Через несколько дней будет подписан мир, — сказал он. — Ваши сыновья смогут вернуться. Я понимаю вашу тревогу, но не волнуйтесь, им нечего нас бояться. Уверяю вас.
— Спасибо, — сказала мать, — большое спасибо… мосье.
Ей захотелось сказать ему что-нибудь приятное. Так, вдруг, ни с того ни с сего. Может быть, просто из благодарности. И она прибавила:
— Вы очень хорошо говорите по-французски.
— Да, довольно прилично. Я преподаватель французского языка. Учился в Париже. Во время отпуска каждый год ездил во Францию.
Солдат взял хлеб. Он протянул через прилавок правую руку. Мать, почти не колеблясь, протянула ему свою. Он слегка поклонился и пожал ей руку.
— До свидания, мадам, — сказал он и пошел к двери.
— Мосье, вы позабыли довесок, — сказала мать и подала ему кусок хлеба.
— A-а, видите ли, я очень рассеянный. «Довесок», «довесок», этого слова я не знал. Спасибо, мадам.
Он еще раз приложил руку к пилотке и ушел.
48
Старики Дюбуа и солдат Гиймен работали в пекарне только четыре дня. Булочнику повезло — его машина сломалась меньше чем в ста километрах от Лона; он отсутствовал недолго — пока достал детали и починил машину — и вернулся домой с женой и приказчиком. По его словам, до Вильфранша-на-Соне можно было добраться без всякого риска. Было бы только на чем.
У Гиймена осталось немного денег, он пошел в город и вскоре вернулся с велосипедом, который купил по случаю. Кроме того, он приобрел рубашку, куртку и брюки.
— Теперь, по крайней мере, могу вернуть вам одежу вашего сына, — сказал он.
Мать пожала плечами:
— А ведь я дала ее вам от всего сердца.
Ей и в голову не приходило, что этот человек, который только на короткое время задержался у них, будет для нее что-нибудь значить. А теперь, когда он стал готовиться к отъезду, она со страхом думала о той минуте, когда он сядет на велосипед.
— Вы не считаете, что благоразумнее повременить еще день-другой? — спросила она.
— Нет, чем я рискую, если даже придется задержаться в дороге… Теперь, когда подписано перемирие…
Она замолчала. Он сказал, что отправится завтра рано утром, как только рассветет, чтобы не ехать по самой жаре.
На следующий день мать встала чуть свет. Гиймен был уже на ногах. Она слышала, как он качал воду, чтобы умыться. Она вскипятила кофе и молоко. Ей казалось, что она вторично переживает те же минуты.
Отец тоже пришел на кухню.
— Еще не уехал?
— Нет, умывается.
— Так, так…
И это она тоже слышала тогда, когда уезжал сын.
Вошел Гиймен, голый по пояс. На плече у него висело полотенце, в руках был таз и полная лейка воды.
— Заодно я и вам воды принес, — сказал он.
— Спасибо, — сказала мать.
Конечно, это сущий пустяк, ну что такое лейка воды? Но для нее эта лейка значила очень много. Он поставил лейку под раковину. Мать смотрела на Гиймена. Тело у него было красное от холодной воды. Он оделся.
— Завтрак готов, — сказала мать.
— Вы очень добры.
Он принялся за еду. Отец тоже. Мать ходила от стола к плите и обратно, подавала им. Немного спустя Гиймен сказал:
— У меня остались деньги, я могу расплатиться за то, что ел-пил у вас.
Мать рассмеялась. Отец, проглотив кусок, нахмурился и спросил:
— Ты что, издеваешься над нами, что ли?
— Но ведь это же так понятно, — сказал Гиймен. — Я знаю, что вы не нуждаетесь, но у каждого свои расходы. Надо быть честным. Каждый должен получить, что ему причитается.
— А тебе заплатили за то, что ты четыре дня работал в булочной?
— А вам? — тут же отпарировал Гиймен.
Наступило молчание. Старики не знали, что сказать.
— Ясно, что бывают такие обстоятельства, когда надо работать даром, — прервал молчание Гиймен.
— А ведь и то сказать, хлеб-то продавали… — сказала мать.
Отец сделал нетерпеливое движение:
— Я работал, чтоб выручить человека. И, могу сказать, работал с удовольствием. А вот за деньги я бы не стал работать.
Теперь замолчали все трое. Однако, допив кофе, Гиймен опять принялся за свое.
— Булочная — это одно, — сказал он. — А я — совсем другое; я обязательно должен с вами расплатиться.
Отец хлопнул рукой по столу. Ложечки в чашках звякнули.
— Замолчи, — сказал он, — не то рассержусь.
— Муж прав, — поддержала мать. — Бывают такие обстоятельства, когда говорить о деньгах не следует.
— Тогда я просто не знаю, как вас отблагодарить.