Отец криво улыбнулся и, когда солдат остановился, чтобы допить кофе, пробормотал:
— Узнаю Бутийона!
— Точно, — подтвердил солдат. — Он всегда говорил, что хочет швырнуть им в физиономию свое обмундирование. Только капитан подошел к этому иначе. Он начал кричать, чтобы Бутийон остановился, вернулся обратно. «Приказываю вернуться на место!» А Бутийон оглянулся и крикнул: «Чихал я на вас!» Кое-кто засмеялся. Капитан приказал тем, что были рядом: «Стреляйте, стреляйте в него!» Вы, конечно, понимаете, что никто не выстрелил… Бутийона в батальоне любили!
Голос рассказчика дрогнул. Отец боялся дышать. Он часто-часто моргал необычно блестевшими глазами.
— Тогда выстрелил капитан, — продолжал солдат прерывающимся голосом. — Он еще раз что-то крикнул, но Бутийон шел по дороге и даже не оглянулся. Тогда капитан наклонился, выхватил винтовку у того солдата, что был к нему ближе других, и выстрелил… Всего один раз… Бутийон подскочил. Я думал, он сейчас обернется, но он только что-то крикнул. Те, кто был ближе, говорят, что он крикнул: «Сволочь!» Я не расслышал… Потом он согнулся вдвое и рухнул на землю.
Солдат замолчал. Опустил голову. Мать и отец переглянулись.
Было тихо. Только дождь, о котором они позабыли во время рассказа, стучал в окна.
Солдат поднял голову.
— Вот и все, — сказал он.
Но отец спросил:
— А дальше что было?
— А дальше пришли немцы. Мы открыли огонь. Были большие потери. Бой шел до самой ночи, а потом мы отступили. Такая неразбериха была!
Он сказал также, что ему удалось смыться и что он хочет добраться до Парижа. В Лоне он потому, что надеялся получить обратно чемодан, который оставил в кафе, но кафе на замке, владельцы уехали.
Мать уже не слушала. Когда солдат замолчал, очень долго никто не нарушал тишины. Только время от времени отец бормотал:
— Ну и негодяй!.. Ну и негодяй!.. Бедный Мариус… когда он узнает!.. Господи… такая нелепость… такая ужасная нелепость…
Наконец мать поднялась.
— Я сейчас приготовлю обед, покушаете с нами, — сказала она.
— Я не хотел бы вас беспокоить.
— Какое там беспокойство, две лишние картошки, подумаешь, великое дело!
Солдат согласился. И отец, так же как в тот день, когда приходил Бутийон, принес из погреба бутылку старого вина.
56
Всякий раз как на столе появлялась бутылка старого вина, сладкое блюдо или кушанье, которое мать любила, она испытывала даже какую-то радость, ее сердило только одно: приходилось уверять мужа, что она не голодна, что боится за печень или что совсем больше не переносит вина. Отец пожимал плечами:
— Скажи лучше, что тебе сейчас, как и мне, все опротивело.
Она ничего не говорила, но ей казалось, будто своим воздержанием она помогает сыну. Собирая фрукты, она не разрешала себе съесть яблоко или грушу.
На этот раз после обеда отец достал еще бутылку виноградной водки. Он уже хотел налить гостю рюмочку, но тут вмешалась мать.
— Может быть, вы предпочитаете пьяные вишни? — спросила она. — Домашнего приготовления, вот увидите, очень вкусные.
— Ну, конечно, — ответил гость, — конечно, предпочитаю, будьте так добры.
Она влезла на стул, чтобы дотянуться до большой банки на верхней полке шкафа. Вишни были темно-красного цвета, а прозрачный сок при тусклом, словно декабрьском свете отливал солнцем. Мать очень редко пила водку, так разве капельку на сахар, но пьяные вишни — это совсем другое дело. Когда она доставала банку с пьяными вишнями, она охотно съедала пять-шесть вишен и запивала глотком сока.
Она открыла банку, вытерла серебряную ложку с длинной ручкой и стала доставать вишни, чтоб угостить солдата. По кухне распространился вкусный запах. Мать с удовольствием вдыхала его; она клала вишни медленно, брала по две на ложку.
— Спасибо, спасибо, хватит, — сказал гость.
Она нагнула банку.
— Немного соку, это ведь не спирт, а хорошая виноградная водка.