— Боже мой, — прошептала она, — что я такое сделала, чем я это заслужила?
Она остановилась под грушей, там, где больше всего тени. Закусив губу, разорвала конверт, развернула письмо. Почерк мелкий, но разборчивый. Письмо из Вильфранша, подписано Гийменом.
— Господи, — вздохнула она.
Она опустила руки, не стала читать.
Затем, обтерев передником влажный лоб, направилась к отцу.
— Гастон, письмо от Гиймена, — сказала она.
Отец разогнул спину. В руке он зажал несколько сухих бобовых стеблей.
— Что ты сказала?
Мать повторила. Он подошел к дорожке.
— Обещал написать и написал, — сказал отец. — Он славный малый.
— А в первый день ты не так о нем отзывался, — заметила мать.
— Может быть.
— Не может быть, а наверное.
Отец рассердился.
— Уж и ошибиться нельзя! — крикнул он. — А потом есть очень много славных малых, и работников хороших, трудолюбивых, честных, и все такое, а воевать им не хочется. В конце концов, может, они не так уж неправы.
Мать подождала немного, потом начала читать:
— «Дорогие мадам и мосье Дюбуа. Пишу вам, как и обещал, чтобы сообщить, что доехал благополучно. Из-за недостатка бензина на дорогах почти не было движения, а для велосипеда это очень даже хорошо. Надеюсь, вашему сыну тоже было не трудно ехать и он уже с вами, чему вы, верно, очень рады».
Мать замолчала. Она подняла голову от письма и встретилась взглядом с мужем.
— Просто не знаешь… просто не знаешь, что и думать, — вздохнул он.
Она покачала головой, потом опять взялась за письмо:
— «Мимо нас едет еще много народу. Мои родители тоже уезжали и вернулись на день раньше меня».
— Все, все возвращаются, — пробормотал отец.
— «Я не забыл того, что вы сделали для меня, и если я чем-либо могу быть вам полезен, не стесняйтесь, пожалуйста. С приветом и благодарностью».
Она на мгновение остановилась, потом сказала:
— Есть приписочка. Вот: «Всю жизнь буду помнить ночи в пекарне. Здесь хлеб не такой вкусный. Второго папаши Дюбуа нет».
Отец грустно улыбнулся.
— Да, это так… это так… — сказал он.
Он перешагнул через каменный бордюр, как будто для того, чтобы снова приняться за работу, но затем передумал и опять ступил на дорожку.
— Дольше ждать немыслимо, — сказал он, — надо что-то предпринять.
— Что?
— Не знаю, надо попробовать навести справки. Пойти в мэрию или в префектуру… Там должны быть сведения из других районов.
Мать удивилась, видя его возбуждение.
— Но к кому там обратиться?
Отец напряженно думал, наморщив лоб, полузакрыв глаза.
— Знаешь, сходи к Вентренье, — вдруг сказал он. — Вентренье сделает, что нужно. Не такое уж это одолжение. Ведь когда он оказался в затруднительном положении, он обратился к нам.
Мать даже не пошла в дом, она сняла передник, повесила его на сучок и поспешила в мэрию.
Вентренье был там. Он объяснил, что в префектуре Роны создано особое бюро по оказанию помощи беженцам, и тут же попытался позвонить туда по телефону. Но ему не удалось соединиться, и он обещал, если что-либо узнает, сразу известить ее.
Мать вернулась домой, и снова началось мучительное ожидание.
Письмо Гиймена растревожило их.
Отец несколько раз ходил на угол; за завтраком оба не могли притронуться к еде.
Мать еще не успела убрать со стола, как пришел Вентренье.
— Я на минутку, — сказал он матери, подвинувшей ему стул. — Иду завтракать.
— Ну как, узнал что-нибудь? — спросил отец.
— Я соединился с Лионом. Один из служащих очень любезно объяснил мне, что они главным образом заняты устройством беженцев из оккупированной зоны, которым нельзя вернуться домой. Кроме того…
Он замолчал со смущенным видом. Мать не вытерпела:
— Что, кроме того?
Он сказал очень тихо, словно нехотя:
— Что касается остальных, то, как я и думал, почти все уже вернулись.
Молчание.
Голова отца медленно клонится к столу. Положив локти на клеенку, он отодвигает тарелку, сцепляет пальцы. Горбит и без того уже сутулую спину.
Мать следила за ним. Он не двигается. Она подождала еще. Он молчит, тогда она повернулась к Вентренье, который все еще стоял на пороге.
— Что же теперь делать? — спросила она.
— Служащий записал фамилию. Он обещал, если что-нибудь узнает, сейчас же позвонить. — Вентренье на мгновение запнулся и прибавил, глядя на мать: — Я сказал, что это мой племянник.