Тот, кто изготовил смерть
Рихард Милинский-фон Дорн брал от жизни всё, что, по его мнению, ему принадлежало. Он привык жить на широкую ногу, упиваться кровью, убивать ради забавы и просто наслаждаться, не обращая внимания ни на что. Он не любил морали, правил, не любил ограничений и рамок, считал, что ему дозволено всё, что только может и не может быть дозволено, а потому не обладал какими-либо твёрдыми убеждениями.
Рихард Милинский ценил только смерть во всех её проявлениях.
Когда в Польшу вторглись немцы, и взволнованный Яцек принёс ему эту весть, Рихард и бровью не повёл, лишь отпил немного крови из хрустального фужера и презрительно улыбнулся, затем вальяжно спросил:
- Когда они принимают?
Так пан Милинский стал нацистом. Ему, конечно, не очень понравилась красная нашивка, такое он не носил, и слегка покоробило местное приветствие, но это можно было и потерпеть - в конце концов бывало и хуже. Главное было то, что теперь Рихард мог упиваться смертью.
Если бы он знал, чем это обернётся...
***
По призванию фон Дорн был инженером-физиком, по происхождению на половину, причём лучшую, немцем - его отец забрал его в Берлин, когда ему не было и четырёх. Крестьянка-мать даже не возражала, она всегда хотела сыну лучшей доли, а потому беспрекословно отдала его, что называется, в хорошие руки. Рихард получил блестящее образование, многое узнал и понял, навеки оставшись благодарным не только графу фон Дорну, но и Хелене Милинской, когда-то отпустившей его, оторвавшей от сердца ради высшей цели.
Милинский никогда не сомневался в том, что мать его любит. Несмотря ни на что, даже на то, что он вампир, страшное чудовище и всё такое прочее. Он мечтал, что она вновь и вновь будет им гордиться - он создаст оружие, способное освободить её, он добьётся для неё лучшей жизни.
Конечно, он себе лгал - мать не хотела ничего другого, кроме как деревни, ему едва удалось уговорить её на укус. Но вдруг теперь она захочет? Милинский искренне надеялся, что ему повезёт. Она была ему дорога.
Нацисты дали ему лабораторию, материалы и помощников. Рихард днями и ночами думал, что-то чертил, конструировал модели, всё совершенствовал и совершенствовал, пока не изобрёл её. Идеальное оружие массового поражения. Универсальную максимально не затратную бомбу для уничтожения населённых пунктов. Милинский прекрасно помнил, как его награждали и поздравляли с новым изобретением.
«Мама, смотри, я смог. Я снова превзошёл самого себя, - думал вампир, разглядывая собственное отражение. - Я снова на высоте». Ему очень хотелось теперь навестить её, обнять и увезти в Краков, чтобы она жила под его защитой. Теперь мама не сможет ему отказать.
Как-то раз он обратился с этой просьбой к одному из военных, приставленных к его мастерской убийств.
- Конечно, конечно, - кивнул герр Мюллер. - Это похвально, герр фон Дорн. Как только мы испытаем ваше изобретение, можете ехать.
Эти слова стали роковыми. Буквально через пару дней Мюллер принёс ему разрешение и одобрительно добавил:
- Отличный эффект. нам удалось стереть с лица земли какую-то польскую деревню. Рацлавице, кажется. Выживших нет. Что-то говорили про какую-то женщину, но не припомню, что. Думаю, значения не имеет.
Внутри Милинского всё похолодело, что-то оборвалось и упало, при этом разбившись и осыпавшись острыми осколками. Ему слишком хорошо было знакомо название деревни.
Там он родился.
Вампир быстрым шагом покинул здание, в котором работал, и пошёл совсем не домой, а туда, куда уже давно не являлся - он пошёл к своим сородичам.
Матиуш встретил его холодной безразличной улыбкой, выслушал и всё так же молча кивнул, не обменявшись с ним ни единым словом. Вишнивецкий ненавидел Милинского за все его поступки, за то, как он жил, за то, что сделал, но не мог отказать ему в просьбе увидеть мать - у самого Матиуша её никогда не было, и он знал, что за пустота сейчас гложет его врага. В конце концов он имел на это право.
Хелену привезли тем же вечером, израненную и обожжённую, уже при смерти. Бомба не разорвала её, как всех остальных, но сильно покалечила, и теперь женщина доживала последние часы - даже проклятая сущность не помогала ей.