— Ну, что там?! — не находит места Синица — ходит, как цирковая лошадь, высоко поднимая колени. И каблуками по полу — цок-цок. Ей только плюмажа не хватает да красивой попоны.
Оля бросает на меня сочувствующий взгляд и продолжает мыть посуду.
— Готовься к свадьбе, Лин. Будешь свидетельницей. Не знаю, почему и зачем ему приспичило на мне жениться, но, судя по всему, там всё серьёзно. Отправил меня вещи собирать. Сказал, что я больше здесь не работаю.
Девчонки ахают. Олька даже тарелку роняет и застывает с мокрыми руками. Синица — та вообще рот открыла и челюсть потеряла.
— Так это ж здорово? — суетится она, отмирая. Помогает мне переодеться и собрать нехитрый скарб, состоящий в основном из косметики и гигиенических средств.
— Да выкинь ты эту дрянь! — артачусь я, пытаясь спихнуть в мусорку полупустую пачку влажных салфеток.
— Не-не-не! — протестует Синица. — Надо тщательно всё своё собрать и не оставлять даже мелочи, чтобы не вернуться наверняка.
— Опять ты со своей ерундой! — закатываю я глаза. — Ну, сколько можно, Лин? То позитивное мышление, то запросы мирозданию, теперь эти дурацкие приметы в ход пошли. Я не верю во всю эту чушь!
— Ну и не верь, Тай, не верь. На кой тебе верить-то? — суетится подруга, утрамбовывая мои вещи в пакет. — Главное — вот жених нарисовался. Богатый, красивый, солидный. То, что доктор прописал. Любить тебя будет. Холить и лелеять. Дети от него красивые родятся — опять же.
Хочется сделать позу «рука-лицо» и покачать головой. Сокрушённо. Ну, пусть хоть кому-то радостно от непонятных перемен в моей жизни. Синица так цветёт и пахнет, что совестно разрушать её махровые иллюзии.
Оглядываю подсобку внимательным взглядом. Не на предмет забытых вещей, нет. Мне немного тревожно, но я плыву по течению огромной реки и не очень хочу сейчас махать руками и пытаться сделать что-то наперекор.
— Надумаэш вэрнуться — прыхади, — трёт лысину Гена Падлыч. Не такой уж он и мудак на самом деле. Жадноватый немного — это есть. А так вполне терпимый. И зарплату вовремя платил. И при всей своей скуповатости, за каждую мелочь не вычитывал. За чашки там разбитые, к примеру. Если случайно и одноразово. В общем, смотрю я на этого грузинского испанца и грустно мне. Оставляю позади отрезок жизни. И греет сердце мне его предложение. — Знаишь, всяко-разно бываит, — пытается он философствовать, переминаясь с ноги на ногу.
— Спасибо, Геннадий Павлович.
Мне хочется поцеловать его в щёку, но я сдерживаюсь. Проявлять чувства — это не ко мне. Как только даёшь слабину — сразу становишься слабым и зависимым. А иногда — чем-то и обязанным.
Жених смотрит на меня пристально. И ощущение, что я бедная родственница, навязавшаяся на его голову. Но по лицу ничего не прочесть. Он молча встаёт, забирает у меня пакет с вещами и, не оборачиваясь, идёт к выходу. Друг его сидит, развалившись, за столом. Синица обслуживает клиента. По всей видимости, пришла пора остаться один на один.
Мы садимся в машину. Водитель, ну, конечно. Жених присаживается рядом. Видимо, для более тесного знакомства. Мне становится не по себе. А как он сейчас захочет моего белого тела? Извращенец хренов?
Он не посягает. Сидит на приличном расстоянии, но всё равно изучает и моё лицо, и мою реакцию. Что ж, истерик катать не буду. Кажется, я всё же решила, что пройду этот идиотизм до конца. И даже приготовилась к не очень хорошим последствиям. Ну, буквально вчера я сказала себе, что потеря девственности — это никакая не катастрофа. И рано или поздно все девушки проходят через это. И не все — по любви.
— Выкинь всякие глупости из головы, — голос мужчины звучит резко и громко. Я пытаюсь сдержаться, но вздрагиваю от неожиданности. Понимаю: мысли читать ещё не научились, но он настолько уверен в себе, что я бы не удивилась даже. — Всё, что тебе нужно, — слушаться меня. И будет меньше проблем. Никто не собирается тебя насиловать. У тебя одна-единственная миссия — быть женой. Это не так уж и много. И девушки глупее тебя прекрасно справились бы с этой задачей.
— Надо было тогда искать поглупее, — улыбаюсь, понимая, что поплачусь за своеволие и попытку возражать.
— Я нашёл то, что мне подходит. Начнём с простого. Назови меня по имени.
— Эдгар, — послушно произношу его имя. Он не очень похож на иностранца. А может, и похож. Ухоженный, весь из себя. У него красивый лоб — великолепной лепки. А ещё виски — я их и в самый первый день заметила. Сейчас, в полумраке машины не видно, но они у него припорошены изморосью. Почти незаметно на светлых волосах, но я помню. И мне это понравилось тогда.