Тая вздрагивает, но не останавливается. Хорошая девочка. Послушная. Я помогаю ей сесть в машину. Захлопываю дверцу. Сажусь на водительское место. Но прежде чем рвануть отсюда подальше, смотрю на девушку, что пытается распрямить плечи.
— Я тебя обесчестил, значит? — это непроизвольно. Сарказм. Ухмылка. Не более. Я вижу, как Тая покрывается красными пятнами. Не смотрит на меня и отвечать не спешит.
— Ладно, проехали, — это не жалость. Так. Подачка. Я бы мог надавить и послушать её лепет. Что, интересно, она наплела старой грымзе? — Ты в порядке? — спрашиваю и смотрю, как от глубоких вздохов поднимается её грудь.
Тая оборачивается и обжигает меня синью глаз. Непролитые слёзы. Упрямство. Отчаяние.
— Я знаю, что не имею права просить.
Я бы с этим уже поспорил. Ну, ладно. Голос у неё тихий и напряжённый. Но она не истерит, не ломается, не… в общем, без всех этих дурацких штучек, когда бабам что-то нужно, и они ухитряются желаемое выжать любыми путями.
— Но у меня есть одна просьба.
Я молчу. Она должна сама объяснить. До того момента, как я ей что-то пообещаю. Если пообещаю.
— Как бы ни получилось дальше. После свадьбы. Я же понимаю…
Интересно, что она понимает? Если я ещё не всё понимаю. Ну-ну. Дальше.
— Как бы ни сложилось… Пожалуйста, не отдавай меня ей назад.
Наверное, выстрел не так поражает. И это всё?
— И что ты готова дать взамен? — прищурившись, вглядываюсь в её лицо. Мне ничего не нужно. Хотя вру. Но выслушать её любопытно.
— Всё, что угодно. В пределах разумного, конечно.
— Будешь хорошей женой? Покладистой? Милой? Послушной?
— Я постараюсь, — задирает она подбородок и выпячивает грудь.
По крайней мере, честно. Не стала клясться, что расстелится ковром у моих ног. «Быть» и «постараться», конечно, немного разные вещи. Но это гораздо теплее, чем ничего.
— Тогда поцелуй меня, — приказываю и жду, что она с готовностью потянется ко мне губами. Но Тая делает невероятную вещь: оглядывается, всматриваясь во что-то за окном авто. — Ты хочешь, чтобы твоя тётка увидела, как ты целуешь будущего мужа? — кажется, я улыбаюсь.
— Нет. Я хочу, чтобы весь университет не увидел, как я целуюсь в машине. А то завтра прохода не будет. Вы и так с тётей Алей толпу любителей жареного собрали.
— Тогда целуй смело. У моей машины тонированные стёкла. И в следующий раз постарайся делать то, что я прошу.
— Приказываешь, — вздыхает она тихо.
— Это одно и то же.
Тая вздыхает ещё раз и наконец-то прикасается ко мне губами. Легко. Почти воздушно. Но я не даю ей отстраниться — целую так, что даже немного забываюсь.
Она сидит смирно, как овечка. Руки крестиком на коленях. И губы — неподвижное надгробие в усыпальнице фараона. Ну, ладно. Над этим мы тоже ещё поработаем. А сейчас прочь, прочь отсюда!
12. Тая
От его поцелуя горят губы. И после встряски тёткиной хотелось спрятаться в его объятиях. Прикоснуться руками к груди. Или волосам. Погладить виски, пройтись подушечками пальцев по шее. Это впервые. Но, может, потому что он за меня заступился? Встал на мою защиту? Я не хочу назад. В удушливые стенания тётки. В маленькую квартирку, где прожито семь лет.
Нехитрая арифметика: шесть лет с родителями, шесть — в детском доме и дважды в разных семьях, где я, как капризное тепличное растение, прижиться не смогла. И семь лет с тётей Алей. Не самые худшие годы. Это правда. Несмотря на все тёткины тычки и шпильки. Но однажды чаша терпения переполняется.
— Мы можем заехать дом… — я осекаюсь, понимая, что должна отвыкать называть эту квартиру домом, — к тётке? Надо вещи забрать.
— Плюнь на одежду. У тебя будет всё, что нужно, и даже больше.
Он красиво ведёт машину. Уверенно. И снова эти красивые ухоженные руки. Так и тянет потрогать.
— И всё же я бы хотела забрать кое-что. Там мой ноутбук. Книги, конспекты… Сессия начинается. В общем, даже если операция «выйти замуж» закончится через неделю, я хочу забрать самое главное. Чтобы не возвращаться. «Никогда больше» — мысленно. Зарекаться, конечно, не стоит. Но я всё же надеюсь.
— Мотю и Хрюна заберёшь? — в уголках его губ прячется улыбка. Впечатлила я его таки своим плюшевым зоопарком.
— Моти давно нет. Потерялся однажды. А Хрюн живёт и здравствует.
— Тогда нужно обязательно ехать. Выручать верного стража твоей… хм… целомудренности.
Он посмеивается. Пусть. Это можно потерпеть. Тем более, Эдгар делает это не зло.