Так я и сидела, дремала на подоконнике. Летом светает рано, утреннее солнце щадит, гладит, не жжёт. Вроде кажется, что всё хорошо, что я парю, растворённая в летнем воздухе. Нежусь на солнышке, как кошка.
Дима и Макс пришли вместе, в полседьмого. Подошли снаружи к окну, и мой мелкий приятель не придумал ничего лучше, чем заорать «подъём». Обычный человек — и то напугался бы до смерти, а я и подавно. С визгом слетела с подоконника, увлекая за собой стол со всеми инструментами.
— Олух! — гаркнул Макс, забегая в пристройку и выгребая меня из-под хлама. Я, полусонная, в трусиках и майке, билась в его руках, пытаясь оттолкнуть, отцепить от себя сильные пальцы.
— Не смей меня трогать! Вон! Вон! — визжала я, напрочь разрушая мою и так сомнительную репутацию в округе. Крикливая девица, к которой круглосуточно ходят мужики.
Макс отступил, позволяя мне выбираться самой.
— Не прикасайся ко мне! Никогда, слышишь? — Давлюсь, как будто кто-то сидит на моей груди. Душит. Ломает рёбра. Знаю, что этого не может быть, ведь я стою на коленях и царапаю грудь. Но всё равно я раздавлена. Испарина выступает на лбу, на плечах, на шее. Вдавливаю ногти в кожу, чтобы очнуться и сбросить панику.
«Это всего лишь паника, — твержу себе. — Долго она не продлится. Скоро станет лучше, намного лучше. Сброшу лишний адреналин и успокоюсь».
— Дыши, Лара! — виновато повторяет Дима, всунувшись в окно по пояс.
Дышу.
Не дышу.
— Лара, я могу что-нибудь… — Щёлкаю пальцами, отсылая Макса подальше, и тот слушается, замолкает, отходит к двери. — Пойдём, Дима. Лара скоро придёт.
Я прихожу через двадцать минут, после душа, завтрака и самотерапии. В тёмных очках и огромной шляпе я похожа на кинозвезду, пытающуюся остаться инкогнито. Дима уже готов, и мы вывозим самокат и катимся по улице, провожаемые тяжёлым взглядом Макса.
Я хочу уехать отсюда, чтобы не болтаться на краю невозможной мести, но что-то меня не отпускает. Не могу уехать — и всё. Нескольких минут противостояния оказалось для меня слишком мало, а вот месть — это слишком много. Поэтому я жду, когда подсознание предложит другой способ найти вожделенный катарсис.
— Зря ты на него злишься, — сказал Дима, когда мы расположились на тёплом песке.
— Макс хороший.
В ответ на это я смеюсь, почти до слёз. Макс хороший. Я зря на него злюсь. Ах да, Дима не видел, как Макс выкинул меня из дома. А ещё он не знает…
— Не смейся, Лара. Он действительно хороший. Просто он зол на мою маму, вот и перестал к нам приезжать. Когда родители погибли, я подслушал, как Макс ругался с бабушкой. Он сказал, что родители в горах травку курили, и что мама вообще всегда ходила обкуренная, и из-за этого они и погибли.
Бросив на меня обиженный взгляд, Дима стрельнул ракушкой в моё колено. Я не отреагировала, слишком шокированная услышанным. Даже не знаю, нормально ли для ребёнка его возраста знать и говорить о таких вещах.
— Папа был лучшим другом Макса, вот он и скучает. Ему непросто со мной. Мы раньше дружили, а теперь он редко приезжает. Говорит, работы много, но я думаю, что дело не в этом. Просто я очень похож на отца. — Не застревая на печальных мыслях, Дима повернулся ко мне, и его лицо засветилось гордостью. — Знаешь, какой Макс крутой? У него огромный бизнес по всему побережью! Бабушка ругается, что он нам даёт столько денег, что хоть закапывай. Он таких, как ты, и в Бруквин водит, и в Наутилус. В самые классные рестораны!
«Таких, как я». Не думаю.
Отвернувшись от него, я погрузила руку в песок. Лучше бы здесь была галька. Если сжать гальку в кулаке, станет больно, а на душе — легче. Но по гальке не поездишь, вот мы и сидим на песке. Я плачу, но под очками не видно. Всего в нескольких предложениях этот ребёнок развернул передо мной невероятную трагедию своей жизни. Просто, без пафоса. При этом он оправдывает поведение Макса с щемящей добротой и щедростью, которых тот не достоин.
Макс. Чудовище.
Макс водит «таких, как я» в классные рестораны.
Нет, Дима, это не так. Таких, как я, он тащит за волосы и выбрасывает из окна.
Мальчик боготворит этого… этого человека, а я сижу рядом и беззвучно плачу. Хорошо, что в очках не видно.
— Теперь Макс вернулся, и всё будет в порядке. Мы снова станем друзьями. Пар, ты хорошая, но он для меня главный, — поясняет Дима сострадательно, не хочет ранить мои чувства, и я вдруг ощущаю себя жалкой. Прибилась к ребёнку, как водоросль к берегу, в поисках спасения расшатанной души. Дима позвал меня погулять для того, чтобы попрощаться, а я обрадовалась. Да ещё решила, что смогу отомстить, очернив Макса в глазах ребёнка.