Вру, конечно — издалека не вылечишься, да и безболезненно тоже. И вопросы тоже не задашь, не умерев от страха и разочарования. «Почему твой взгляд не отпускает меня уже восемь лет? Почему тебя не убило молнией, не смело цунами, не задавило крышей твоего же дома за то, что ты сделал? Или, скорее, не сделал. Не спас. Ты меня не спас».
С чего я решила, что, увидев его, смогу излечиться от прошлого?
Дура.
В гостинице хорошо. Чудом удалось найти место, благо, что с деньгами проблем нет. Наслаждаюсь комфортом, лоском и чужими улыбками. Даже если кожу сушит кондиционером, даже если хочется выбежать на улицу и вернуться к Димке бегом. Объяснить ему, что я не хотела уезжать, что мы — друзья, и он может требовать от меня всё, что угодно. А ещё — признаться, что я ему завидую и хочу научиться у него тому, для чего пока что не придумали имя. Жизни, наверное. Спокойствию в глазах. Тому, как он бесстрашно поднимается по лестнице, отправляясь спать. Тому, как он накричал на Макса, как, не раздумывая, встал на мою защиту. Хочу научиться такой вот беспечной смелости. Меня прибило к одиннадцатилетнему ребёнку, привязало к нему, как к бую во время бури.
Самое время уехать, иначе моя нездоровая привязанность превратится в проблему.
Мне так хорошо в гостинице, что я даже отвечаю на звонок Игоря. Он сообщает, что Людмиле Михайловне намного лучше, её перевели в частную палату, и она волнуется, почему я к ней не зашла. В ответ я сообщаю ему о переезде в гостиницу и снимаю с себя ответственность за Диму. Упираюсь в удивлённое молчание Игоря. Он полагал, что даже после приезда Макса я всё равно останусь в их доме. Если Игорь станет меня уговаривать, напоминать о болезни Димы и прошлых проблемах, то я сломаюсь и вернусь, поэтому быстро желаю ему удачи и отключаюсь. Отбрасываю телефон, он мне больше не нужен. Дима прекрасно справится без меня, а если что-то пойдёт не так, Макс сможет ему помочь. Моя совесть чиста.
Я предоставлена самой себе, как и должно быть, как будет всегда. Неприлично красивый мужчина покупает мне коктейль и улыбается, глядя на мои ноги. Я благосклонно киваю в ответ, принимая невысказанный комплимент. Мне импонирует неискренняя жизнь, в ней безопаснее. В ней не стыдно притворяться. Я такая, я могу. Длинные ноги, томные глаза, улыбки. За мной струится шлейф порочной недосказанности. К ночи я — в чёрном платье с обнажённой спиной, в баре, гипнотизирую пианиста. Он оживляется, вдыхает всего себя в незамысловатый репертуар и отвечает мне похотливым взглядом. Играет, не сбивается и посвящает следующую композицию мне. Что-то игривое с вкраплениями популярных песен. Совершенно мне не подходящее. Я не смущаюсь, подхожу ближе и облокачиваюсь на рояль, позволяя оценивающим взглядам разбиться о моё равнодушие. Пусть смотрят. Снаружи ни к чему не придерёшься, а вот внутри — другое дело. Но никого волнует, что внутри, когда я стою у рояля и во мне пять коктейлей. Или шесть?
Доиграв очередную мелодию, пианист тушуется. Обычно гости не стоят рядом с ним так долго, но мне некуда идти. Ведь впереди только ночь, в которой меня ждут злые чёрные глаза и крики. Парень встаёт и приглашающе кивает на рояль, и я сажусь на его место, ужасаясь своей смелости. Мои пальцы не знали клавиш восемь лет.
Я предсказуема, как короткое чёрное платье: играю «Лунную сонату» Бетховена. Ничего другого от меня и не ждали. Пианист кисло улыбается, пока я разрабатываю в себе музыку, как больные суставы. Слишком длинные ногти клацают по клавишам, но я упорствую, и ни разу, ни на секунду меня не посещает мысль, что я могу не вспомнить ноты. Восемь лет не трогала клавиш — и никакой паники. Мышечная память, музыкальная, какая угодно — они все при мне.
Вот она, проблема: у меня слишком хорошая память. Жадная. Она впитала в себя чудовище и всё с ним связанное и не отпускает. Иначе я бы просто поднялась в номер и легла спать без опасения, что кошмар снова всплывёт в моём сознании.
Моя нетрезвая жизнь превращается в цифры.
8. Восемь коктейлей. 2. Двое мужчин предлагают мне знакомство, грязное и не очень. 1. Одна сигарета, которую я мну в руке, потому что не курю. Анджелина курила, Лара — никогда. 3. Три лестничных пролёта, потому что я не люблю лифт. 6. Шесть секунд, чтобы добраться до постели и заснуть.
****
Мне ничего не снится, потому что я слишком пьяна, а пьяных, как известно, бог бережёт. Хорошо, что я раньше об этом не догадалась, иначе спилась бы. Проснулась в три утра, рот — горькая пустыня, босоножка застряла в пододеяльнике, нога занемела. Высвободилась, жадно хлебнула воды из графина, потом выползла из постели и потянулась к молнии на платье.