— На твоём месте я бы не стал раздеваться.
Есть люди, которых парализует от неожиданных звуков. Внезапные слова Макса возымели на меня именно такой эффект, поэтому я осела на ковёр, даже не пискнув.
Доигралась.
— Лара, я не причиню тебе вреда.
Слышали бы вы, как Макс это сказал. С таким нажимом, как будто давал клятву. Я попыталась отползти к двери, но он поднял меня и усадил на кровать. Даже не запыхался, хотя я билась, как в конвульсиях, пытаясь вырваться. Скрутил, ощупал ледяные руки и закутал в одеяло.
— У тебя кровообращение отключилось, что ли? — пробурчал, усаживаясь в кресло. — Обморозила меня своими руками.
Шпионка из меня никакая. Когда я уходила в бар, задвинула все занавеси, а теперь две из них открыты и впускают в комнату рассвет. Как проснулась, сразу должна была заметить. Тогда выбежала бы из номера и позвала на помощь. Не исключаю, что я и номер не заперла, когда ложилась спать. Вернее, не ложилась, а падала. Вот она — та самая беспечность, о которой предупреждали в брошюре. Когда слишком долго чего-то боишься, то устаёшь и становишься беспечной.
— Как давно ты здесь? — спрашиваю Макса, пытаясь предугадать мою судьбу. Мог же уже убить, задушить подушкой. Я добровольно вернулась в свой прошлый кошмар и теперь спешу угадать последствия.
— Недавно.
— Что тебе нужно?
— Я тебя ждал.
— Считай, дождался — я проснулась.
Надеюсь, он не собирается обвинять меня в том, что я что-то украла из их дома.
— Я ждал тебя восемь лет. Знал, что однажды ты вернёшься. Думал, что ты придёшь, чтобы меня убить.
Занавес.
Меня прибило к постели, как волной, а потом пришла тошнота. С липким потом, дрожащими коленками и камнем в желудке. Макс узнал меня, запомнил с давней встречи. Более того, он предчувствовал, что я вернусь. Значит, мои кошмары были правдой.
Тошнотный ком заполнил грудь, поднимаясь выше.
Вот же, ирония: готовлюсь к смерти, а всё равно бегу в туалет. И не просто бегу, а ещё и убираю волосы, пока меня выворачивает в унитаз. Боюсь смерти, но живу вовсю. Умываюсь, полощу рот, закручиваю краны и аккуратно возвращаю полотенце на место.
Чудовище меня узнал. Несмотря на считанные минуты нашего знакомства, несмотря на прошедшие годы, всё равно узнал. Чёртовы глаза, это из-за них.
За дверью — гул, нарастающий, странный, как будто взлетает самолёт. Приоткрываю дверь и замираю. Это чайник. Макс кипятит воду, высыпает в чашки пакетики растворимого кофе и при этом выглядит настолько домашним, что я удивлённо сглатываю. Страх заморозился во мне, как фильм на экране, если нажать на паузу.
— Мне чай, — говорю неожиданно для себя и, закрыв дверь ванной, чищу зубы. Снимаю остатки косметики, купаюсь в сюрреализме ситуации. Чудовище заваривает чай. Мне, жертве.
Потом я выхожу в комнату и копаюсь в чемодане в поисках нормальной одежды. Замечаю, что Макс смотрит на меня, помешивая чай. Платье действительно красивое, я его понимаю, но этот взгляд мне неприятен. Вернувшись в ванную, я переодеваюсь в футболку и мягкие шорты.
— Надо запирать дверь на болт и цепочку, — советует чудовище.
— Учту. — Теперь то уж от кого прятаться.
— Сахар?
— Да. Побольше.
Я забираюсь в постель, опасливо, хотя интуиция уверяет, что Макс не примет это за приглашение. Он подаёт мне чай, и я ловлю себя на мысли, что Макс подмешал в него яд. Или снотворное. Но я всё равно пью, обжигаясь, потому что шестым чувством осознаю, что так надо. Что от этого мне станет легче.
— На чём мы остановились? — интересуюсь почти дружелюбно. Это — часть истерики. Мышцы напряжены так, что трудно говорить, и даже скальп свело судорогой, от которой немеет лицо.
— Я пообещал, что не причиню тебе вреда.
Я молча пила чай, зная, что необязательно поддерживать беседу. Макс и сам скажет то, для чего пришёл.
— Ненавидишь меня? — спросил он, сделав глоток кофе.
Меня колотит, как в лихорадке, даже плечи трясутся. Киваю в ответ на его вопрос и тут же добавляю, на случай, если кивка недостаточно:
— Очень.
Он снова отпивает кофе, молчит. Скрещивает ноги, и я смотрю на его ботинки, на бёдра. Меня мутит, перед глазами масляные пятна. Обжигающий глоток становится временным спасением.
— Я не собиралась тебя убивать, — поясняю, на всякий случай. Жить-то, как ни странно, хочется. Вроде мучаюсь, страдаю, а всё равно обожаю жизнь. Всю её, вплоть до самых примитивных вещей, вплоть до биения собственного сердца. Глядя в чёрные глаза, спешно добавляю: — Хотя, если предложишь варианты, я их рассмотрю.