Макс смеётся — коротко, сухо — потом залпом допивает кофе.
— Я предчувствовал, что ты будешь мстить, но не догадался, что станешь действовать через Диму.
Я набрала полные лёгкие воздуха, чтобы протестовать, но опомнилась и с силой прикусила язык. Молчать, Лара. Речь идёт о твоём спасении. Пусть Макс ходит по лезвию, пусть думает, что угодно. Даже то, что я способна обидеть ребёнка. Пусть боится.
— Зачем ты пришёл?
— Чтобы задать один вопрос.
— Задал?
— Нет.
— Вперёд.
Выдохнув, он поставил чашку на стол и упёрся локтями в колени. — Что я должен сделать, чтобы тебе стало лучше?
Не этого я ждала, совсем не этого. Закипавшая во мне ненависть рассеялась с жалким хлопком. Чашка клацнула о блюдце, выдавая мою дрожь, поэтому я залпом допила чай и поставила её на постель.
«Харакири», — очень хотела ответить я. Очень. Чтобы напугать, чтобы донести всю глубину моей ненависти, моего вынужденного «не-существования».
— Я не знаю.
Я дала ему честный ответ в надежде, что он предложит варианты.
— Не может быть. Ты приехала в Анапу с определённой целью. Отомстить.
— Нет. — Дрожь унялась, и я обняла колени в попытке согреться. Как объяснить, зачем я приехала, если я и сама толком этого не понимаю? — Я приехала не из-за мести, я надеялась на катарсис, на забвение. Думала, увижу тебя — и станет легче, кошмары прекратятся. Надеялась убедиться, что ты меня не узнаешь, и тогда я поверю, что мне ничего не грозит.
— Тебе ничего не грозит.
— Я верю.
— Не веришь.
— Не верю.
— Я сразу тебя узнал.
Я вспомнила нашу встречу на кухне и то. как Макс напрягся, заглянув мне в лицо. Теперь понятно, почему он выгнал меня из дома и не хотел пускать обратно.
Он думал, что я причиню вред ребёнку. Он считает, что я такая, как он.
— Ты решил, что я собираюсь обидеть Диму.
— Да.
— Поэтому и выгнал.
— Поэтому и выгнал, — подтвердил он, и я не стала разубеждать его в возможности такого сценария. Пусть ходит по краю, пусть мучается и ищет следы преступления. Вдруг я уже навредила Диме? Поменяла лекарства, дала опасный совет или просто рассказала ему правду о Максе. Последнее стало бы отличной местью.
Макс провёл рукой по волосам и дёрнул плечами. Волнуется. Это хорошо.
— Когда я увидел вас с Димой на кухне, то испугался и не успел толком подумать. Не догадался, что ты не сможешь обидеть ребёнка. Не ты. Не Диму.
Я подавилась собственным дыханием и застыла, молча теребя покрывало. Вот и конец моей мести. Макс прочитал мою слабость по дрожащим рукам и распахнутым глазам. Он прав — я не смогу обидеть Диму.
Пристальный взгляд Макса больше не вызывал панику. Вот она, «иерархия страха» в действии: я привыкла к чудовищу всего за несколько встреч. Только вот всё это совсем, ну, совсем не похоже на катарсис.
— Что я должен сделать, чтобы тебе стало лучше? — снова повторил Макс.
Подобрав колени поближе к груди, я отрицательно покачала головой. Чудовище раскаивается? Я этого не хочу. Не знаю, что с этим делать. В мире не существует такого лёгкого прощения, по крайней мере, не в моём.
Он поднялся с кресла и подошёл к двери. Провёл костяшками пальцев по дереву, дёрнул за цепочку.
— Я хотел, чтобы ты меня нашла. Чтобы убедиться, что ты жива.
****
Он ушёл, а я осталась. Труднее тем, кто остаётся. Уходящим легче, для них что-то меняется, а для остающихся — нет. Особенно если они понимают, что допустили ошибку. Большую.
Я надеялась, что ненависть приведёт меня к спасению.
Дура.
Я лежала, уставившись в потолок, пока не зазвонил телефон. Тот, который я вроде бы выключила.
Экран оповестил, что сейчас ровно восемь утра, и что мне звонит Игорь.
— Лара, объясни мне, что происходит! — Игорь бесновался, как будто имел на это право. — Людмила Михайловна позвонила домой, и Дима сказал, что не разговариваете Максом, но отказался объяснять, почему. Ей нельзя волноваться, а Макс не отвечает на звонки.
— Я-то тут при чём?
— Я не говорю, что это связано с тобой, а просто пытаюсь разобраться, что происходит. Пойми, что я тоже сторонний человек, который случайно оказался ввязанным в их дела.
Вот же, скотина. Втолкнул меня в незнакомую семью, а теперь притворяется, что он