Ничуть не удивившись, она закрутила завязки на мешке с мусором и кивнула:
— Говорят, что всё, что случается, — к лучшему.
В это верится с трудом, но я не стану объяснять ей, что именно подкосило мою веру.
Макс уехал, думая, что я его ненавижу, что я долго и целенаправленно планировала месть, мечтала выкрикнуть свою боль в его потемневшее от страсти лицо.
Это — неправда. Так нельзя. Я, знающая цену прощению, не могу допустить такую несправедливость.
Набираю сообщение Диме. Ответ приходит сразу, так как он никогда не расстаётся с телефоном. Справляюсь о его здоровье и получаю в ответ ряд смайликов. Чувствует себя отлично, но скучает. Тогда я сообщаю ему, что Макс уехал.
«Он тебе помог?» — спрашивает ребёнок, который лучше меня знал, что мне нужно. Вернее, кто.
«Очень. Передай ему кое-что?»
«А чё сама не можешь»
«Нет его телефона»
«Я дам»
«Передай, а? Тебе трудно, что ли?»
«Ладно»
«Передай ему «спасибо»»
«ЛОЛ»
«Что ЛОЛ?»
«Смеюсь»
«Почему?»
«Ты трусиха всё я пошёл напиши когда будет скайп»
Трусиха? Не то слово.
Мама позвонила в полдень, долго говорила о мелочах, вокруг да около, потом, исчерпав бытовые темы, попросила:
— Потерпи немного, ладно? Дай отцу подумать, свыкнуться с мыслью. Он созреет, вот увидишь. А вы пока с Максом отдохните, погуляйте по городу. Погода-то хорошая. Или если хочешь, я могу с вами пройтись.
Последняя фраза прозвучала неуверенно, то ли потому, что мама боялась реакции отца, то ли не хотела мешать.
— Я бы с удовольствием… погуляла… — горло перехватило посередине фразы.
Мы встретились на детской площадке, и мама сразу оглянулась в поисках Макса. Поймав её взгляд, я пожала плечами, не объясняя, что он уехал. И без него хватает неловкости, говорить-то не о чем. Вернее, в мыслях крутится слишком много тем, но про себя рассказать не могу ничего, кроме горстки сухих фактов. Живу одна, работаю медсестрой, больше не фотографируюсь, есть друзья (отвожу глаза, так как это — ложь), живу хорошо (снова отвожу глаза).
— Ты живёшь в Финляндии!? Как тебя туда занесло? — удивилась мама, взяв меня под руку и выводя на боковую аллею.
Если бы она знала.
— Модельный бизнес заставил, — соврала я. Не придумала ничего лучше и не сдержалась. От неловкости, от комка в горле. Обвинила Макса во вранье, а сама хуже него.
Мама вскинула брови и кивнула. С уважением. Этим вечером она расскажет отцу, что я — настоящая модель с зарубежными контрактами. От этой мысли меня тошнит. Мама уважает меня за то, чем я не являюсь.
— Пар, я знаю, что мы решили не говорить о прошлом, но… — Мама обняла себя руками и сгорбилась, неловко водя подошвой по пыльной земле.
Давай же, мама, спроси, стала ли я проституткой, снималась ли в тех фильмах, которые в красках расписал Олег.
— Пар, а тот мужчина… ну, знаешь…
Она шумно сглотнула и скомкала блузу на груди. Резко побелевшие пальцы дрожали.
Знаю, как же не знать. Тот самый мужчина, Олави, который увёз меня из города. Родители с ним так и не встретились, не успели.
— Мужчина, с которым я сбежала, — помогаю я ровным голосом.
— Да, — с трудом выдохнула мама и вытерла вспотевшие руки о юбку. — У Володеньки в прошлом году был ужасный грипп. Два месяца в больнице пролежал. Я так за него волнуюсь, что сама иногда сердцем болею.
Глядя на побледневшее лицо, я сжала её руку.
— Всё хорошо. У меня всё хорошо.
Выдав самую глубокую и сочную ложь, на которую способна, я усадила маму на скамейку.
— Тот мужчина оказался очень плохим человеком, но…
— Плохим? — взвизгнула мама, нащупывая правду. — Насколько плохим?
— Очень плохим, мама. Он обманул меня, но это не имеет значения. Больше не имеет. Я спаслась, выучилась на медсестру и обо всём забыла. Клянусь, я никогда не делала ничего постыдного.
Кроме того, что нагло лгу матери в этот самый момент. Оказывается, лгать так просто, так приятно. Ложью можно переписать прошлое, раскрасить его сладкой глазурью. Ложь — это исцеление. Всего несколько слов — и мама улыбается, её взгляд светлеет, ей становится легче. Прошлое теряет зловещие оттенки, хотя бы в её восприятии.
Отец должен мной гордиться, ведь я веду себя так, как он научил. Я удерживаю мамин взгляд на нарисованном мною полотне жизни и не позволяю ей посмотреть на меня. На правду.
— А потом ты встретила Макса? — улыбнулась мама, потирая враз порозовевшее лицо.