— Что ты собралась делать? — его голос глубокий и тёмный, как угроза. Руки застыли над подлокотниками, готовясь схватить меня при малейшем движении.
Я не знаю, что собираюсь делать. Может, мне нужно воспроизвести прошлое? Чтобы понять, как мы пришли сюда, к этому моменту, и почему путь оказался таким длинным. Глядя в глаза, кладу руку на его бедро. Его челюсть дёргается, но он сдерживается, позволяет мне подтвердить намерения. Кладу вторую руку, смотрю испытующе, провожу вверх-вниз.
Макс подаётся вперёд и поднимает меня с колен.
— Ты не будешь этого делать. Сядь.
Завернув в одеяло, он усадил меня на постель, а сам вернулся в кресло.
— Давай попробуем поговорить, — предлагает он. Чувствует, что прошлое кипит во мне, но я не могу его выпустить. Макс знает, как помочь. Он видит путь там, где врачи и психологи оказались бессильны. — Я начну, — он вздыхает и дожидается моего кивка. — Меня исключили из школы после восьмого класса. Со мной не могли справиться ни учителя, ни родственники. Отца не было, мать умерла, когда мне исполнилось десять, а дальше я мало что помню. Только бешенство и красный туман перед глазами. Милиция, уговоры, угрозы. Я угнал мотоцикл и затащил его в школьный коридор, и тогда меня выгнали.
Закончив, Макс выжидающе склонил голову. Так вот, что он задумал: откровение за откровение. Если прошлое не выйдет само, надо выпустить его понемногу. Я принимаю игру Макса, и огненный шар воспоминаний раскаляется, обдавая меня нестерпимым жаром.
— Олави меня не похищал. Я поехала сама, добровольно. Он соблазнил меня комплиментами, обещаниями и сказками о прекрасном будущем. Самое страшное — знать, что я сама на это согласилась. Поругалась с родителями, оскорбила их и сбежала. Олави…
— …был опытным хищником. Олег поделился со мной этой историей. Никогда больше не вини себя в том, что случилось. Слышишь? Никогда. У тебя не было ни малейшего шанса выстоять против опыта Олави. А если бы ты постаралась, он бы, скорее всего, скрутил тебя и увёз насильно.
Когда психологи говорят: «Жертвы насилия имеют тенденцию винить себя в случившемся», мне становится только хуже, а после слов Макса захотелось плакать от лёгкости в душе.
Но так нельзя. Ведь я не помогаю ему заново пережить бешеную юность, а значит, мы просто должны обменяться фактами и принять их.
— Не помогай мне, Макс. Просто прими меня.
— А ты — меня.
— А я-тебя.
— Я потерял пять лет. Проводил больше времени в милиции, чем дома, дрался, пил, забывался. Даже не пытался что-то изменить. Служил, но и в армии не делал ничего путного.
— Я потеряла восемь лет. После встречи с тобой я сошла с ума от страха, и Олави стал пичкать меня транквилизаторами. Он достал фальшивые документы, и мы перебирались из страны в страну. Иногда спали на сеновалах, иногда — на полу у незнакомых людей. К счастью, я плохо помню то время. Потом волнения улеглись, и мы стали жить на съёмных квартирах.
Макс опустил голову и долго сидел, глядя на сжатые кулаки. Не хотел спрашивать. А ведь было, что спросить. Например, что со мной делали, кто, как часто.
Я сжалилась над ним, потому что видела, что он во всём винит себя.
— Можно сказать, что мне в чём-то повезло, потому что Олави на меня запал. Сильно. С самого начала не хотел делиться мною с другими, запирал, тащил меня за собой через всю Европу, пока мы скрывались. Даже пытался помочь мне прийти в себя и потратил уйму денег на мои фотографии. Кричал, что сдержал обещание, сделал меня моделью, и требовал в ответ любви. Не получал её и снова срывался на побои. Только ему позволялось мучить и бить меня, никому другому, я фактически была его рабыней. Уходя из дома, он запирал меня в комнате. Если он долго не возвращался, меня не кормили и не выпускали. Иногда я мечтала о быстрой смерти, но в другие моменты радовалась, что он оберегает меня от своих друзей и клиентов. Я же видела, что происходит с другими девушками и что их заставляют делать перед камерой и без. Для съёмок выбирали единиц. Некоторые девушки просто шли по рукам, других продавали клиентам. Они никогда не возвращались. Тем, кого снимали, тоже приходилось плохо, некоторые из них становились жертвой садистов.
Не поднимая на меня взгляд, Макс потёр лицо руками. Думаю, что он услышал достаточно.
— Скажи мне, что стало с двумя девушками, которые были на той встрече? Их звали Люда и Маша, я вспоминала о них все эти годы.
Не открывая глаз, Макс покачал головой.
Ясно. Их убили. Олави и его банде не нужны лишние свидетели.
Макс продолжил, глухо, тихо. Локти на коленях, лицо в ладонях.