— Значит, ты всё-таки искал Олави.
— Нет, Лара, я искал только тебя, но не мог остаться равнодушным к тому, что Олави с тобой сделал. Поэтому и согласился посодействовать знакомым, которые давно держали на него зуб. Кроме того, я знал, что Олави не отступится, ведь я видел, как он на тебя смотрел восемь лет назад. Такая болезнь не проходит.
— Как он смотрел?
Я и сама помнила, каким тяжёлым взглядом провожал меня Олави, но удивилась, что это заметил Макс.
— Как будто на тебе сходятся все грани смысла жизни. Так же, как на тебя смотрю я. Тебе пора вытряхнуть нас обоих из своей жизни, и тогда ты сможешь обо всём забыть.
В нём говорит обида, но легче от этого не становится.
— Мне следует дать показания.
— Это не обязательно. Я хотел предоставить тебе выбор, Лара, поэтому не упомянул твоё прошлое. Доказательств против Олави и так достаточно, ведь он лично убил одну из девушек, и тому есть свидетели. Полиция искала француза по имени «Олави», поэтому розыск оказался безуспешным. У него много имён и паспортов. Его настоящее имя Хайге Крофт, да и по-французски он не говорит, акцент у него ложный. Но теперь его с лёгкостью опознают. Только полный идиот вернулся бы в Россию после такого, даже восемь лет спустя.
— Олави не идиот, он безумец.
— Я его понимаю, — голос Макса стал тяжёлым, давящим, опасным. Голос ещё одного безумца. Везёт же мне.
Мы зарегистрировались в гостинице, и Макс заказал два смежных номера.
— Один, — попросила я.
— Два.
— Один. — Краснею, но не сдаюсь.
— Один, — соглашается Макс, и я выдыхаю. Значит, простил. — И ещё один, смежный,
— добавляет он.
Нет, не простил.
Даже не улыбается, говорит совершенно серьёзно.
Пока мы поднимаемся по лестнице, молчим. Я — обиженно, Макс — задумчиво. У меня нет причин для обиды, но меня распирает и корёжит. Ведь я не нарочно его обидела? Я доверяю ему, ещё как доверяю. Я же хотела, как лучше! Пыталась его защитить!
Понимаю, что Макс воспринял моё поведение совсем не так. Он думает, что я не хочу за него держаться и не верю, что он сможет меня защитить. Ведь я так и не призналась, что Олави по-прежнему живёт рядом, что он — мой муж. А потом я сбежала и рискнула своей жизнью.
— Я не давала согласия на брак. Узнала о нём, только когда увидела новый паспорт. Не удивлюсь, если окажется, что и паспорт, и брак — всё это подделка. Чтобы получить гражданство Финляндии, нужно владеть языком, жить и работать в стране несколько лет, а я обрела паспорт из рук Олави при первом же въезде в страну. Не знаю, где и как он доставал паспорта, но их было у меня несколько. Только этот отличался от других. Олави хотел, чтобы он стал для меня… для нас настоящим.
Макс молча поднялся до третьего этажа, проводил меня до номера и, пропустив внутрь, сказал:
— Когда решишь, что будешь делать, сообщи. Как только перегонят мою машину, я смогу отвезти тебя в полицию или… куда хочешь.
Отвернувшись, он достал свой ключ.
— Макс! Я держалась за тебя, действительно держалась. И хочу держаться и дальше. Но мне нужно, чтобы и ты меня не отпускал.
Он прикрыл за собой дверь. Молча. Не простил.
**********
Я провела остаток дня в постели. Можно сделать очень многое, не вылезая из-под покрывала. Хотя Макс и обещал привезти мои вещи, я всё равно позвонила в банк, заказала новую кредитку и сообщила о потере старой. Рассказав родителям об аресте Олави, я заплакала, услышав их реакцию. Охрану я не уволила, на всякий случай, вдруг у Олави остались связи в России.
Всё остальное время я провела со стопкой гостиничной бумаги и ручкой, записывая мои показания. Всё подряд, начиная с выпускной дискотеки и не пропуская даже самых мелких деталей. Ныло запястье, закончились чернила, но я позвонила администратору и, получив новую ручку и толстый блокнот, продолжила. Написала о том, каким горьким был пляжный песок, когда я в первый раз попыталась сбежать. Как ломали сознание таблетки. Как жгли кожу прожектора съёмочной площадки. Для побоев оставила отдельную главу, не забыла упомянуть все самые любимые приёмы Олави: пощёчины, костяшки по рёбрам, левый хук, удар по губам. О насилии написала мало. Было — и всё. Наша связь была насилием от начала и до конца, даже когда он считал это нормальными отношениями. Я попыталась вспомнить и описать знакомых Олави, редкие имена, мужские и женские, паспорта, но память смыкалась, не пуская меня в прошлое. В моей истории были я и Олави, больше никого. Мы растворились в море случайных людей, врагов и равнодушных.