Если Макс дома, я не знаю, что сказать. Если его нет — ещё хуже. Если Дима с бабушкой начнут расспрашивать меня, что и как, и звонить Максу на работу, я не выдержу. Сбегу.
Получается, что я сбегу в любом случае, так может, лучше сразу?..
Запретив себе паниковать, я подняла чемодан и стала на первую ступеньку. Людмила Михайловна открыла дверь и, улыбнувшись, пригласила меня в дом.
— Вы уж простите, Лара, что Дима вас не встречает, но я запретила ему выходить из-за стола, пока он не допьёт кефир. Он при вас что пил?
— Эээ… — мысли не успевали перестроиться с паники на бытовую тему, — молоко, воду и лимонад.
— То был июль, а теперь скоро осень, и нужно пить кефир. Лара, вы пьёте кефир?
— Ммм… иногда.
Заходим на кухню, и я вижу обиженное лицо Димы с кефирными усами.
— Кефир — гадостная гадость, — говорит он. — Привет, Лара.
— Вы завтракали? — интересуется Людмила Михайловна, заваривает чай и ставит передо мной кружку. Я замечаю, что она выбрала именно ту, которой я пользовалась, пока жила в их доме. Предчувствую панику, но меня захлёстывает неожиданное тепло.
— Да. Нет. Немного.
— Заставь её пить кефир, — коварно хихикает Дима, и я изучаю его, не скрывая удивления. Я ожидала, что он завизжит, повиснет на моей шее, а он ведёт себя так, словно мы видимся каждый день. — На самокате поедем? — спрашивает он, болтая ногами. Будто мы расстались вчера вечером.
— Никуда вы не поедете! — Людмила Михайловна ставит передо мной тарелку со свежими рогаликами. — Ларе нужно отдохнуть с дороги, а ты так и будешь нянчиться с кефиром до полудня.
Димка залпом допивает кефир и, вытерев ладонью губы, выдаёт капризное «бееееееее».
— Молодец! — говорит Людмила Михайловна голосом опытной учительницы. — А вы, Лара, кушайте скорее, не давайте рогаликам остыть.
Я послушно откусываю хрустящую булочку, от волнения не ощущая вкуса. Дима радостно хихикает и хлопает меня по плечу.
— Тебе хана, бабуля занялась твоим воспитанием!
— Следи за своей речью, Дмитрий! — Строгий взгляд поверх очков — и Дима прижимается ко мне боком и закатывает глаза.
— Как вы себя чувствуете, Людмила Михайловна? — Этот вопрос — мой первый весомый вклад в нашу беседу.
— Отменно! Честное слово, отменно. Этот инфаркт прошёл намного легче прошлых. Сплошное везение. Чувствую себя бодрее, чем в пятьдесят лет. Но не станем больше говорить о здоровье, Лара, эту тему в нашем доме не любят. Ваша комната убрана, так что можете отдохнуть после завтрака. Не позволяйте этому хулигану вытащить вас на улицу.
— Позволяйте-позволяйте-позволяйте, — тараторит Дима.
— В одиннадцать утра мне нужно к врачу, и я собиралась оставить Диму одного. Если вы за ним проследите, мне будет намного спокойнее. — Взгляд поверх очков, теперь уже на меня — и я поневоле вытягиваюсь по струнке.
— Я… да, конечно, я останусь с Димой.
— Самокат-самокат-самокат, — всё ещё тараторит тот, весело барабаня ногами по ножке стола.
— Вы не возражаете, если мы с Димой покатаемся на самокате? — на всякий случай проверила я.
— Как вам будет угодно, Лара. Чувствуйте себя, как дома.
Дима шикнул на бабушку и замолчал, бросив на меня затравленный взгляд.
Людмила Михайловна обернулась, комкая в руках клетчатое синее полотенце. Очки сползли на кончик носа, и, казалось, расфокусированный взгляд испытывал меня. Знать бы, что здесь происходит.
— Не мучай Лару, Дмитрий. Она только что приехала, ей нужно отдохнуть.
— Извини, Лара, — насупившись, сказал мой приятель, царапая стол. — Не буду тебе надоедать.
Я не стала распаковывать вещи. Приняла душ и села на кровать, пытаясь переварить происходящее. Макса дома нет. и никто его даже не упомянул. Меня приняли обратно, как будто я не уезжала, как будто Людмила Михайловна знает меня уже много лет. Дима, который до этого ни разу не извинялся, нервничает, словно боится наказания. И шикает на бабушку, предложившую мне чувствовать себя, как дома.
В дверь поскреблись. Прислонившись к косяку, Дима посмотрел на меня исподлобья. Семейный взгляд Островских, не иначе.
— Ты не обиделась, что я заставляю тебя кататься на самокате?
— Нет, конечно. Сейчас найду кеды и поедем.
— А отдохнуть не хочешь?
— Я уже отдохнула. Дима, что происходит? С чего ты вдруг такой вежливый? Отступив в коридор, он поскрёб ногтем зажившую ссадину на коленке.