Да, у меня депрессия. Да, такое случается после операции, а я перенесла целых две, если считать надругательство Василия Седова.
Самое страшное — то, что я потеряла силу воли. Если бы я была такой, как Станислав, я бы всё смогла, не сдалась, не сдулась. Но увы.
Я забросила реабилитацию, не делала упражнений. Носила мою бесполезную руку, как трофей. Как предвестник конца. Белый флаг моей жизни.
Гости шумели. Подливали шампанское, шутили, переходили из комнаты в кухню и обратно. Создавали надоедливый фон, призванный отвлечь меня от грусти.
Тихо приоткрыв входную дверь, я вышла на лестницу. Никто не заметил, им без меня легче. Я не поддаюсь веселью и тормошению. Как и большинство врачей, я невыносима в роли больной.
Спустилась на этаж ниже, чтобы знакомые не заметили меня, если откроют входную дверь. Замерла на последней ступеньке и прислонилась к стене в поисках опоры.
Он. Мужчина из лифта. Маньяк, связавший меня перед операцией.
Неужели это не конец?
Неужели Седову недостаточно совершенной мести?
Если так, то мне не скрыться от его бандитов. Найдут и снова отомстят, мне и остальным.
Лучше уж сразу.
Я спустилась на площадку и встала прямо перед мужчиной, встречая опасность лицом к лицу. Вернее, лицом к спине, потому что, глянув на меня, он отвернулся.
Сидит на низком подоконнике рядом с консервной банкой. Грязной, старой, уже не разглядеть, от чего. То ли консервированные помидоры, то ли фасоль. Сейчас в ней только пепел и окурки.
Мне не страшно, эмоции истощились до предела. Классические фазы горя — шок, отрицание, агрессия — уже закончились, и на меня снизошли депрессия и принятие случившегося.
— Что ты здесь делаешь? — потребовала я чужим голосом.
— Зашёл убедиться, что ты не наделала глупостей.
Не наделала глупостей. Интересный выбор слов.
Он так и не повернулся ко мне, смотрит в окно. Грязное, в дождевых подтёках и плевках пепла.
— Я не наделаю глупостей. Можешь передать Седову, что я никому не жаловалась.
— Я не об этом.
Он не имеет права мною интересоваться. Сочувствующий охранник? Волнуется о благополучии жертвы?
Хочу вцепиться ногтями в его лицо. Где он был всё это время? Я так и не видела его после инцидента в больнице.
— Какого чёрта ты запихнул меня в подсобку?
— Появилось плохое предчувствие.
— В лотерею не пробовал играть? У тебя интуиция на высоте.
Яркий мужчина. Не красавец, но черты лица крупные, интересные. А главное — внутренняя сила. Видна во всём — в повороте головы, в осанке, в развороте плеч. Уверенность и решимость. Мне бы занять у него хоть чуть-чуть, на время. Чтобы слезть с дивана по собственной воле.
Посмотрев вверх-вниз по лестнице, мужчина вздохнул.
— Седов был взвинчен до предела, а в таких ситуациях он невменяем, особенно с женщинами. Я увидел тебя около операционной, и меня как ударило — понял, что Седов к тебе прицепится. Что бы ни случилось, даже если всё пройдёт хорошо, он найдёт, в чём обвинить. Ему нужна жертва. Он не умеет справляться с горем. Пока не накажет кого-нибудь, не успокоится. А тут — такая авария, да с тяжёлыми последствиями. Обязательно выместит своё горе, иначе никак. А ты… светилась как маяк. Столько жизни и энергии, что прямо через край, даже прохожим достаётся. Для Седова это — как мишень на лбу. У него сложные отношения с женщинами. Четвёртая жена в суд подала, пятая сбежала, а остальные… много слухов ходит. Я подслушал твой разговор и узнал, что ты — хирург Стаса, вот и сделал первое, что пришло в голову. Ничего лучше не придумал. Сам на самолёт опаздывал по срочному делу. Не брать же тебя с собой, вот и запер. Велел охраннику выпустить тебя через час. К тому времени тебе бы уже нашли замену. Зря ты выбралась из подсобки.
— Мог бы сказать правду. Дескать, родственник больного — маньяк, не переносит женщин, особенно таких, как я. Даже если всё пройдёт хорошо, он меня покалечит, чтобы отомстить судьбе за аварию сына.
Впервые за эту встречу мужчина посмотрел прямо на меня.
— Ты бы поверила моему предчувствию и отказалась оперировать?
— Нет, конечно, — пришлось признать. — Как только я выбралась из подсобки, сразу рванула в операционную. Даже больничной охране не пожаловалась.
— Зря.
— Уже знаю, что зря.
Молчим. Я прислонилась к стене, он снова смотрит в окно. Покачивает ногой. Он уже не действует на меня, как при первой встрече в лифте. Не знаю, что это было. Наверное, придётся поверить в судьбу, ведь она пыталась меня предупредить, а я не послушалась.
— Ты работаешь на Седова?