Мне везёт, по-другому и не скажешь. Второй год ординатуры — и я наслаждаюсь каждым днём. Обожаю всё. Клацанье инструментов, заковыристые шутки хирургов, музыку в операционной, запах хирургического мыла, сердцебиение приборов. Каждый шов и шрам, как маленькое торжество человека над прошлой болью. Обожаю. Это — мой мир, и я не знаю другого. Не знаю и не хочу. Я, скальпель, больной — вот и всё, что мне нужно для счастья. У нас общая музыка, мы создаём её вместе. Я спасаю, больные помогают. Доверяют, цепляют свою надежду за мой уверенный взгляд.
Я адекватная. Без срывов, без характерного для молодых врачей мандража. Поэтому странный паралич в лифте — как внезапный хук слева. Не ожидала от себя такой глупости. Надо собраться и отойти в сторону, чтобы не загораживать двери лифта. А то похожа на малолетнюю фанатку, ошалевшую при виде кумира. Не успела позавтракать — вот меня и загнуло, причём без особых на то оснований.
Стреноженная колготками, я наконец решаюсь сделать шаг. Крохотный, как по канату. В этот момент лодыжки касаются чужие пальцы.
Незнакомец до меня дотронулся? В общественном лифте?
Больше, чем дотронулся. Его пальцы оставляют на коже ласкающий узор, и это — слишком.
Я должна его остановить. Я же адекватная? Так вот, сейчас самое время доказать свою адекватность.
Сглатывая шок и смущение, я заставляю себя посмотреть вниз. Рукав белой рубашки без запонок, накрахмаленный. Большая рука, коротко подстриженные ногти. Обхватывает мою лодыжку и осторожно высвобождает зацепившийся капрон.
Нет, не просто высвобождает. Гладит. Ласкает. Распластанной ладонью касается кожи, защищённой тонким капроном. Сравнивает наше тепло.
Выдыхает, щекоча мою и так сверхчувствительную кожу, а потом задерживает дыхание. Нежно водит ладонью по голени и не дышит. А я… не подобрать слов.
Мой мир сузился до одного прикосновения, до непрошенного тепла мужской руки.
Это сильнее обычной близости. Опаснее первой влюблённости. Они были и прошли, не оставив ни шрамов, ни тягучей патоки воспоминаний. А это… и стыд, и предательская слабость моего тела, и «неузнавание» самой себя. Адекватной и предсказуемой себя. Хирурга.
Это — самый интимный момент моей жизни, и он происходит в общественном месте. В лифте.
Такого со мной не случалось никогда. Уж точно не на работе, не в больнице.
Вы когда-нибудь гладили своего хирурга? Нет? Вот и я о чём.
А потом незнакомец поднялся и сказал, что я в безопасности.
Посторонний мужчина спас меня от коварно зацепившегося капрона, а я стою, вытаращив глаза, и не могу выдавить даже банальное «спасибо».
Лифт остановился на десятом этаже и просигналил громким «Пинг!», вдвое громче обычного, я аж ахнула. Оседаю, как тающий снеговик, а почему — не знаю. Не курю, не пью особенно, стресс не выше обычного — а крыша таки поехала. Толком не разглядела мужика, а распалась на части от его молчаливого внимания. Опытный игрок, наверное, вот и умеет пагубно влиять на женщин. Говорят, некоторые мужчины могут соблазнить одним взглядом. Ну, меня-то он не соблазнит, но эффект отрицать не стану. Меня здорово торкнуло.
Я не играю в игры. Нет ни времени, ни желания. Я — хирург, день и ночь занята делом. Где ж мне было научиться защите от коварных мужиков? Прививки надо делать от такого. В детстве. Всем девочкам поголовно.
Я очнулась только когда мужские руки коснулись талии. Медленно сползли ниже, на бёдра.
— Что вы делаете?! — Мой голос прорывается наружу, хриплый, как после попойки.
— Пытаюсь выйти из лифта.
Отодвинув меня в сторону, мужчина выходит в коридор. Не оборачиваясь.
Я успеваю заметить усмешку на ничем не примечательных губах. На ничем не примечательном лице.
Выйдя из лифта, мужчина останавливается и смотрит по сторонам, словно пытаясь вспомнить, куда шёл.
— Вам помочь? — приветливо улыбается проходящая медсестра.
Он молчит. Поворачивается в профиль и дотрагивается до щеки. До места, которого касается мой пристальный взгляд.
Так и стоит перед лифтом. Двери закрываются, и он поводит плечами, прислушиваясь к тихому скрежету.
Ловлю себя на бешеной мысли: пусть он развернётся, засунет руку между створками лифта и зайдёт обратно.
Только вот зачем?
Двери закрываются, и моя рука тянется к ним. К нему.
И что дальше?
Не спросишь же: — Почему я так странно себя чувствую? Что в тебе особенного?