Подожду пару минут, а потом снова постараюсь привлечь внимание проходящих. Без крика, чтобы охрана не услышала.
Снова шаги — полегче, побыстрее. И смех, женский.
— Эй! Зайдите в подсобку! — Чувствую себя полной дурой. Понять бы, кто это, но по смеху узнать трудно.
Из-за двери доносится опасливое: «Чего?»
— Я — Валерия Леонова, врач! Зайдите, пожалуйста, мне нужна помощь! — Называю код двери.
Мне несказанно повезло. Если бы зашёл кто-то из знакомых, разборки заняли бы невесть сколько. Полиция, показания, поиски вооружённого незнакомца. Но в подсобку заглянула испуганная молодая девчушка. Санитарка. Помогла привезти больного из палаты и теперь шла обратно на свой этаж. Увидев связанную меня, она приготовилась заорать во всё горло, даже воздуха набрала побольше, но я быстро с ней справилась. Наговорила всякого, типа это — месть старого дружка, умоляла не проболтаться, а то дескать меня уволят. Воззвала к жалости. Девушка смотрела на меня и покорно кивала.
— Уволят? — округлила глаза.
— Да. Обязательно.
Перспектива моего увольнения впечатлила её намного сильнее, чем вид связанной жертвы в подсобке, поэтому девушка сбегала на пост и, вернувшись с ножницами, принялась разрезать трубки. При этом клятвенно заверяя меня, что никому не расскажет о том, что я провела дружка в больницу. Небось решила, что мы в аппаратной… лучше не будем об этом.
Одним словом — повезло.
Разберёмся с вопросом, почему я не позвала на помощь. Почему не позвонила в полицию, не вызвала охрану.
Говорят, что самые быстрые решения — самые правильные. В этом случае судить не мне, время покажет, но думала я только об одном. Больной. Я — хирург, мне надо в операционную. Срочно. Остальное второстепенно. Если вызову больничную охрану, начнутся вопросы и разборки. Не знаю, кто такой Седов, но, судя по всему, не последний человек в городе. Чьё слово поимеет больше веса — моё или его драгоценного охранника? Не знаю, и в этом проблема. Вдруг он обвинит меня, оклеветает… всякое случается. Не хочу стать статистикой. Даже если незнакомца найдут, что я предъявлю в качестве доказательств? Ничего — против его мести.
Заглянула в соседние комнаты — никого. Даже в грязном белье покопалась. Значит, «изолировали» только меня, самую подозрительную. Выглянула за угол — всё спокойно, одинокий охранник скучает у дверей операционного блока.
Досталось только мне, и я разберусь с этим позже. Как закончится операция, устрою Седовым такой разнос… Такой разнос!..
А сейчас меня волнует только одно.
Надев маску и шапочку, я проскользнула мимо охранника в операционный блок и, игнорируя удивлённые «где ты была?», забежала в раздевалку. Натянула хирургический костюм, позаимствовала чью-то обувь и рванула в операционную.
Мне снова повезло, несказанно. Слишком занятый подготовкой к операции и общением с пациентом и его роднёй, Ярослав Игоревич почти не заметил моего отсутствия.
— Хватит копаться! — рявкнул он, отступая от раковины и проходя в операционную. Рядом с ним — первый ассистент, нас трое на одного больного.
Под маской не видно моего истерзанного кляпом рта и красной полосы на щеках. Других следов стычки с охранником нет, страх рассеялся, и я спокойна, как никогда. С маньяком разберусь потом, по-крупному. Пожалуюсь больному, что один из его ребят принял меня за подозрительную личность, скрутил и запер в аппаратной.
Размяла затекшие руки и забыла о происшедшем. Не верите? Попытайтесь. Забыла — и всё. Как отрезало. Маньяков много, а у меня больной на столе.
Привычный метроном сердцебиений, всхлипывание приборов, стерильное полотно под руками. Под ним — Станислав Седов, доверивший нам свою судьбу. Молодой мужик, у которого, в отличие от меня, сегодня — очень неудачный день.
Ещё ни капли крови, только яркий свет и запах человеческой надежды. Я — второй ассистент, но очень надеюсь, что Ярослав Игоревич позволит мне сделать как можно больше. Руки приятно зудят от предвкушения, от грядущего танца, заученного, как молитва.
— Григ! — приказывает Ярослав Игоревич. Он всегда начинает с музыки Грига, потом, когда немного устаёт, заряжается Бетховеном. Завершает под Моцарта, на подъёме.
Мы приступаем. Заканчиваются слова и начинается танец, грациозный, величественный и спасительный.
Однажды я войду в мою операционную и попрошу сестру включить джаз. Только джаз. Самый эмоциональный из музыкальных жанров. Говорят, хирурги — чёрствые люди, но это неправда. Мы учимся скрывать чувства, долго к этому привыкаем. Скажу вам по секрету: то, что происходит сейчас под нашими руками — чистая, незамутнённая любовь.