Морган бросил на нее пытливый взгляд и на некоторое время задумался.
— Не то чтобы хотелось. Я бы не возражал, если бы они были, но Рэдли — это все, на что я могу рассчитывать, и вряд ли стоит начинать все сначала. Почему вы спросили?
Она пожала плечами, чтобы выиграть время, и придумала подходящий ответ:
— Не знаю. Вы так хорошо играли с моими племянниками.
— Я люблю детей, — сказал он. — Но это не значит, что я испытываю непреодолимое желание стать им всем отцом.
— Я тоже раньше любила детей, — сказала Дениза.
— Пока не потеряли своего ребенка, — закончил он мягко. — Наверное, для вас пытка — видеть счастливых, здоровых детей вашего брата, которые носятся по дому и переворачивают все вверх дном, чего больше никогда не сделает Джереми.
В следующую секунду Дениза отчаянно зарыдала, застигнутая непереносимой болью. Она даже не заметила, что Морган остановил машину на обочине дороги, пока не почувствовала обе его руки на своих плечах.
— Простите.
Она покачала головой.
— Вы назвали его по имени, — выговорила она. — Никто больше не называет его по имени. Словно его никогда не было. Он ушел, и все забыли. Но я не могу! Я не забуду.
— И не нужно забывать, — сказал Морган, нежно укачивая ее. — Надо хранить в памяти каждое счастливое воспоминание, каждый миг его жизни.
Денизу словно ударили в лоб молоточком. Хорошее, счастливое… О Боже, когда в последний раз ее воспоминания не омрачала боль? Стоило подумать о Джереми, и она видела его гроб, кровь на асфальте, маленькое скрюченное тельце, безжизненные глаза, слышала, как доктор говорит, что он умер.
Куда делись воспоминания, как он гладил ее щеки, сначала крошечными, а затем сильными ловкими руками и говорил, что любит ее? Где забавные рисунки для лучшей в мире мамочки и его неудержимый смех? Почему она забыла лото, комиксы, голоса животных на магнитофонной кассете, мыльные пузыри, подхваченные ветерком? Разве она не помнит о днях рождения, походах в цирк, купании, сказках, рассказанных на ночь?
Дениза зажмурилась, и воспоминания нахлынули на нее. У нее перехватило дыхание, когда она вспомнила, как дедушка подарил Джереми самодельную рогатку, вследствие чего немедленно было разбито окно, и как он потом сидел в углу на коленях у своего деда, а они с мамой сдерживали улыбки, наблюдая их покорную готовность понести наказание.
Когда последний раз она говорила своему отцу, что любит его, или прыскала, когда мама закатывала глаза по поводу какого-нибудь невпопад сказанного им слова? Ведь им тоже не хватает Джереми.
Она услышала свой голос:
— Он любил выдувать пузыри из жевательной резинки.
— Как Рэдли, — откликнулся Морган. — Он выдувал их величиной с голову, потом они лопались, и приходилось долго очищать его лицо от жвачки.
Как ей это знакомо!
— Джереми засыпал с резинкой во рту, если я забывала проверить, а когда просыпался, мы находили ее у него в волосах.
Она покачала головой и улыбнулась сквозь слезы.
— Как вы ее вынимали? — полюбопытствовал Морган, слегка разжимая объятия.
— Я все пробовала — растительное масло, лед, машинное масло, песок. В конце концов приходилось выстригать ее ножницами. Однажды пришлось чуть не побрить его наголо. Я тогда подумала: «Теперь-то он не будет забывать ее выплевывать». Когда у него осталась только маленькая челочка по линии волос, он попросил: «Пусть будет так, мамочка». И настоял на своем. Он считал, что это очень современно. Я отправила его гулять, думая, что дети станут дразнить его, и это послужит ему уроком. — Она снова покачала головой и внезапно рассмеялась.
— Что же случилось? — спросил Морган.
— Дня через два-три я заметила, что все соседские мальчики ходят с точно такими же неровными безобразными челками. Мать одного из мальчиков сказала мне: «Нам никак не удается подстричь их под Джереми. К какому парикмахеру вы его водите?»
— Похоже, он был законодателем мод, одним из тех уверенных в себе ребят, которые чувствуют себя такими любимыми и защищенными, что не боятся насмешек сверстников.
— Наверное, — пробормотала погруженная в воспоминания Дениза.
— Похоже, вы были очень хорошей матерью, — сказал Морган тихо. — Вы сумели заменить ему недостающего отца.
— Вы полагаете?
— Уверен. Вы были преданной и любящей матерью. Судя по вашим рассказам, Джереми рос очень счастливым ребенком.
— Мне сказали, что он ничего не почувствовал, — прошептала Дениза. — Они сказали, он даже не понял, что с ним произошло, и не успел испугаться.