Выбрать главу

Николай Внуков

Тот, кто называл себя О.Генри

ГЛАВА

О Номере 30664, бывшем ковбое, провизоре, клерке и кассире Национального банка

Прокурор Юджи Максей протянул руку и нажал рычаг сифона. Струя содовой с шипеньем ударила в стакан. Ломтик лимона подпрыгнул и завертелся в белом водовороте.

Максей поднял стакан и, скосив глаза на заключение присяжных, положенное перед ним секретарем, отпил ровно половину. Потом вытер губы синим полотняным платком и встал.

— Леди и джентльмены! — сказал он звучным, хорошо поставленным голосом. — Мы, техасский уголовный суд, по ходатайству государственного ревизора Национальных банков, рассмотрели три предложенных нам дела, под номерами тысяча сто сорок восемь, тысяча сто семьдесят четыре и семьдесят пять, и установили, что подсудимый Вильям Сидней Портер, тридцати шести лет от роду, уроженец города Гринсборо, графство Гилфорд, штат Северная Каролина, виновен в растрате или присвоении восьмисот пятидесяти четырех долларов и восьми центов, принадлежащих первому Национальному банку города Остин.

Максей сделал паузу и посмотрел на подсудимого. Невысокий плотный шатен с длинными обвисшими усами безучастно сидел за своей загородкой. Прокурору показалось, что он даже не слышал его пышного вступления, а просто дремал, прикрыв ладонью глаза.

Максей откашлялся и повысил голос на полтона:

— Я, прокурор Юджи Максей, ходатайствую перед судом о заключении вышеуказанного Вильяма Сиднея Портера в каторжную тюрьму города Колумбус, штат Огайо, сроком на пять лет.

Шатен продолжал сидеть в той же позе. Не вздрогнул, не отвел руку от лица и даже не выругался, как делали другие.

Председатель, обращаясь к присяжным, спросил:

— Может быть, господа присяжные не согласны с моим ходатайством или с формулировкой приговора?

Двенадцать пальцев поднялось над зеленым столом присяжных, и кто-то проворчал:

— Какого черта, надо скорее кончать. Подохнуть можно от духоты.

— Согласен ли подсудимый с решением суда?

Шатен отвел, наконец, руку от лица и поднялся со скамьи. У него были серые глаза.

— Я согласен, ваша честь, — сказал он, слегка заикаясь. — Только прошу объяснить, что это за сумма — восемьсот пятьдесят четыре доллара. В докладной ревизора, как я помню, дело шло о трех тысячах.

Председатель любезно кивнул. Он мог не отвечать на этот вопрос. Но почему не сделать приятное осужденному в Колумбус? Пусть он унесет в ад хорошие воспоминания о техасских судьях. В конце концов они южане и настоящие джентльмены, не то, что какие-нибудь коннектикутцы или мичиганцы.

Дело о ссуде под расписку трех тысяч долларов прекращено еще в марте. Недостача в восемьсот пятьдесят четыре доллара была обнаружена после тщательной проверки записей в кассовой книге. Таким образом, возникли три новых дела.

Ага, понимаю, — сказал осужденный.

Может быть, вы хотите передать что-нибудь семье? — еще раз любезно улыбнулся председатель.

— У меня нет семьи.

Председатель ударил деревянным молотком по столу.

— Процесс окончен, леди и джентльмены. Прошу освободить зал заседаний.

Заскрипели отодвигаемые стулья. Публика потянулась к выходу.

Секретарь расстегнул ворот рубашки и покрутил шеей.

— Даже виски сегодня не идет, — сказал он. — Проклятая погода. Цены на хлопок опять упадут.

К осужденному подошел полицейский сержант.

— Идем, приятель. Все кончилось, — сказал он. Шатен послушно поднялся со скамьи.

Остинская пересылка временно помещается в здании бывшего хлопкового склада. Длинный коридор прорубает постройку вдоль. По сторонам коридора — клетки с дверями из железных прутьев. Вильяма заперли в одну из клеток в начале коридора, а рядом, в такой же клетке, — спокойный симпатичный парень из Эль-Пасо. Мексиканец-конокрад. Он почти все время спит. Наверное, отсыпается за бурные, бесприютные дни на воле. Вильям так не может. Что-то скверное творится с нервами. Хорошо, что у мексиканца большой запас крепких сигар и стены камер не доходят до потолка, сверху решетка, через которую легко перебросить что угодно. Вильям курит мексиканские сигары и ходит по своей клетке или сидит на циновке в углу.

Сколько времени уйдет у них на подготовку документов, день, два? Почему они не отправляют в Колумбус сразу после суда? Лучше уж сразу бы, одним махом, прямо в котел. И почему они не зажигают здесь свет, ведь на дворе уже ночь. Где стражник?

Билл подошел к двери и крикнул в темную пустоту коридора:

— О-гэй!

Темнота зашевелилась и спросила хриплым спросонья голосом:

— Что нужно?

— Свет, — сказал Билл. — Ради бога, зажгите свет.

— И чего тебе, парень, не спится?

Темнота откашлялась, потом загремела каким-то железом, и, наконец, под потолком вспыхнул и зашипел газовый рожок. Тени железных прутьев расчертили камеру косыми тусклыми полосами. Стражник, почесываясь, с любопытством заглянул в клетку Билла. Совсем молодой парень, безусый мальчишка с ленивой походкой.

— За что посадили? — спросил он. — Убийство?

— Да, почти, — ответил Билл, радуясь, что тишина кончилась.

— Выпивка, потом драка, потом сгоряча ты кого-нибудь пырнул ножом, верно?

— Свое прошлое, — сказал Билл. — Я прикончил свое прошлое. Тридцать шесть лет.

Стражник почесал за ухом, соображая.

— Куда ты приговорен?

— В Колумбус.

— Поздравляю, — сказал стражник. — Там с тебя спустят лишнюю шелуху. Как с яичка.

— Что такое Колумбус?

— Увидишь, — сказал стражник. — Скучать не придется. Как с вареного яичка, понял? Скучать не придется.

Он громко зевнул и ушел. Билл прилег на циновку.

Утром принесли завтрак — кусок теплого кукурузного хлеба, кружку кофе и ломоть плохо прожаренного бифштекса.

Через несколько минут перед камерой появился сержант. В руках он держал портфель.

— Все в порядке, Портер. Собирайся. Поедем на десятичасовом.

Я готов, — сказал Билл.

Стражник отворил дверь.

Ваша честь, — сказал Билл, — разрешите один вопрос.

Говори.

Вы меня поведете в наручниках?

С чего ты это взял? Я никогда никого не вожу с браслетами. Никогда. Мне достаточно глаз и вот этой игрушки, — он хлопнул ладонью по кобуре кольта.

Благодарю вас, — сказал Билл.

Теперь он был спокоен на случай, если на улице встретится кто-нибудь из знакомых. Он благодарил судьбу за то, что газетчики не обратили внимания на процесс, ни одного " репортера не было в здании суда. Его имя появится только в отделе хроники на последней газетной полосе, а десять строчек мелкого шрифта обычно ускользают от читателя. Не заметил он знакомых лиц и среди публики в зале. Правда, в задних рядах, почти у самого выхода, сидела молодая женщина, похожая на Луизу Шотт, но издали трудно было рассмотреть лицо. Да и какое значение имеет Луиза? С прошлым покончено. От прошлого не осталось ничего. Даже Атол ушла. Была ли она счастлива с ним? Он никогда ее не спрашивал об этом. А она всегда молчала и улыбалась. И никогда не жаловалась.

В то время железнодорожная компания Гульда еще не строила специальных вагонов для перевозки арестантов. Сержант и Портер заняли отдельное купе в обычном пассажирском пульмане. Полицейский запер дверь специальным ключом, уселся возле нее на лавку, надвинул на глаза широкополую шляпу и сразу же задремал. Билл присел у окна, облокотился о столик и вытянул ноги.

Четырнадцать лет назад он ехал в точно таком же пульмане и смотрел точно в такое же окно. Экспресс вырвался за пределы штата Джорджия. Двадцатилетний Билл разглядывал новую, незнакомую страну.

Зеленые прерии медленно наступали на леса, дробили их, превращали в рощицы. Один за одним появлялись и исчезали города. Местность была непохожа на то, к чему он привык в Северной Каролине. Так непохожа, что у него появилось ощущение, что и сам он стал непохож на себя. Другое лицо, другая одежда, другие мысли и полная самостоятельность. Он может, например, на любой остановке выйти из вагона, выпить у стойки стакан виски и расплатиться. У него есть деньги. Много денег. Пятьдесят долларов. Подарок дяди Кларка.