Потом принялись обсуждать, в какое издательство лучше всего отправить рукопись.
После долгих споров было решено послать рассказ в журнал «Черная кошка». Он издавался на востоке и помещал на своих страницах рассказы начинающих и молодых писателей. В почтовой конторе у Рэйдлера нашелся один из номеров «Черной кошки». Его внимательно просмотрели.
— Вот видите! — воскликнул Рэйдлер. — Они печатают рассказы новичков. Вот здесь, перед рассказом «Тысяча дюжин», написано, что автора зовут Джек Лондон, что он начинающий писатель и что это — одна из его первых вещиц.
— Как фамилия издателя? — спросил Билл.
— Умстеттер, — прочитал Дженнингс.
— Хорошо. Пошлем рассказ мистеру Умстеттеру.
Билли Рэйдлер склеил из плотной оберточной бумаги большой конверт, а Эль Дженнингс великолепной прописью написал на нем адрес редакции.
— О дальнейшем не беспокойтесь, — сказал Рэйдлер. — Завтра же рассказ будет на центральной колумбийской почте.
— Билл, почему вы подписали рассказ «О. Генри», а не своим настоящим именем? — спросил Эль.
— Потому что Вильям Сидней Портер навсегда останется здесь, в колумбийской каторжной тюрьме.
— Я что—то не понимаю… А кто такой О. Генри?
— О. Генри свободный человек, друзья. На нем нет тавра. Он принадлежит только самому себе и никому больше.
— Вы говорите загадками, Билл.
— Когда—нибудь я скажу вам отгадку, полковник.
— Сегодня ваша очередь рассказывать, Билл, — сказал однажды Эль Дженнингс. — Мы с Билли жаждем услышать что—нибудь новенькое.
— Вы ставите меня в тупик, полковник. Право, я не знаю, о чем еще можно вам рассказать. Жизнь у меня была не такой, как у вас. Я не считаю ее интересной.
— Билли! — сказал Дженнингс. — Бросьте ломаться! Вы умеете находить золотые самородки на дороге, которую до вас топтали тысячи людей.
— Вы преувеличиваете мои способности, полковник. То, что вы считаете золотом, на самом деле — обычная грязь.
— В ваших руках она превращается в золото.
— Э, а вы умеете льстить, Эль! Вот не ожидал! Так о чем же вы хотите услышать, друзья? Видите, я, как и всякий смертный, подвержен противному чувству лести и уже надулся от гордости, как индюк.
— Прошлый раз вы обещали рассказать, как вы попались, — сказал Рэйдлер.
— Да, обещал. И сегодня я вам расскажу.
— Он уселся поудобнее за конторку и несколько минут молчал, глядя прямо перед собой. Потом взглянул на Дженнингса.
— Эльджи, вы помните, как мы расстались с вами после ограбления банка в Гэли?
— Помню ли я! — воскликнул Эль. — Да я это вижу, как будто это было вчера!
В тот же вечер я уехал в Новый Орлеан к родственнице своей жены миссис Вильсон. Она была моим почтовым ящиком. Через нее я получал письма от Атол. Она одна знала, где я. Я постучал в ее двери, и она мне открыла.
Он закрыл глаза и снова увидел чопорную старуху, кутающую плечи в черный кружевной платок.
— Боже мой, это вы, Вильям! — воскликнула миссис Вильсон, увидев беглеца. — Какое несчастье! Посмотрите, что пишет миссис Холл.
В руках Билла оказался маленький белый конверт. Он машинально, как загипнотизированный, раскрыл его и развернул лист почтовой бумаги.
«Припадки затягиваются иногда на полчаса. Почти всегда дело оканчивается кровотечениями. Кровь идет горлом, яркая и страшная. А после припадка она лежит целыми сутками тихая, слабая, как ребенок. Я знаю, она переживает всю эту историю, но никогда ничего не говорит. Врач сказал мне, что она протянет самое большее еще месяц. Если можно что—либо сделать, посоветуйте мне. Разыщите его, расскажите ему все. Она держится только надеждой на встречу с ним…»
Билл перевел глаза вниз и посмотрел на конец письма. Там стояла дата: «21 июня 1897».
— Семь дней! Целая неделя! А вдруг уже все кончено?
— Проклятый трус, — пробормотал Билл.
— Что? — переспросила миссис Вильсон.
Я о другом, — сказал Билл.
— Да, да, — сказала миссис Вильсон. — Это у нее уже месяца четыре.
— Билл скомкал письмо и сунул его в карман.
— Каторги за это мало, — сказал он.
— Что? — переспросила миссис Вильсон. — Ведь я совсем потеряла вас из виду. Последнее время вы мне совсем не писали, Вильям.
— Двадцать долларов, — сказал он, глядя на нее. Лицо его стало жалким. Руки метались, ощупывая карманы. — Двадцать долларов. Под какое угодно обеспеченье. На билет до Хьюстона.
— Да, да, — сказала миссис Вильсон. — Нельзя терять ни минуты. — Она взяла с комода замшевую сумочку и стала рыться в ней. — Да, да. Поезжайте сейчас. Она ждет вас. — Горсть серебра перелилась в ладонь Билла. — Отдадите, когда будет удобно.
— Да, когда будет удобно… — повторил он. — Когда же отходит поезд на Хьюстон?
Он шел по улице, сжимая в кулаке нагревшиеся монеты, и все бормотал:
— Когда же отходит поезд на Хьюстон?
Прохожие принимали его за пьяного.
Утром 1 июля он сошел с поезда в Хьюстоне и нанял извозчика.
Полицейский агент, следивший за ним от новоорлеанского вокзала, позвонил по телефону окружному инспектору:
— Портер в городе. Отправился домой.
— Оставьте его пока в покое, — распорядился инспектор. — Теперь он уже никуда не уйдет.
Билл заплатил извозчику доллар, взбежал на низенькое, в три ступеньки крыльцо и рванул дверь своей квартиры. В прихожей его встретила миссис Холл, вся в черном, с покрасневшими от слез и усталости глазами.
— Что? — крикнул Билл, с испугом глядя на ее черное платье. — Где она?
— Тише! Ради всех святых, тише! — зашептала миссис Холл. — Она в спальне.
Жива?!
— Ради бога, прошу вас…
— В душной комнате пахло геранью.
Атол полулежала в кровати, приподнятая горой подушек. Простыня облегала ее тело, и Билл заметил, как страшно она похудела.
— Дэл!
Она слегка повернула голову, и глаза ее, полузакрытые, медленно открылись и стали очень большими и блестящими. Она приподняла руку, словно защищая их от света.
— Дэл!
Он подошел к кровати, потом тяжело опустился перед ней на колени и закрыл лицо ладонями.
— Вильям, не смейте! Что вы делаете? Ей нельзя волноваться.
Это миссис Холл.
— Нет, — пробормотал Билл. — Нет. Нет. Нет.
Он протянул руку и осторожно погладил плечо жены. Он почувствовал, как вздрогнула она от его прикосновения.
— Мистер Портер!
Опять эта миссис Холл.
— Нет, — сказал Вильям. — Нет. Уйдите отсюда. Я приехал к Дэл. Я приехал к своей Дэл, понимаете?
Он вглядывался в лицо жены, в потрескавшиеся губы, в коричневые круги вокруг глаз.
Атол, трудно дыша, смотрела не отрываясь на него. И вдруг две блестящие капли поползли по ее щекам.
— Зачем? — сказал Билл. — Зачем, ну? Вот я. Почему ты молчишь? Дэл, почему ты молчишь?
Атол зажмурила глаза и затряслась в плаче.
— Почему ты меня бросил, Билл? — прошептала она.
Он открыл рот и захлебнулся воздухом.
Как он мог сказать ей, что он просто струсил? Что наверняка знал, что не сможет оправдаться на суде. Что он и не хотел оправдываться. Что его пугал призрак тюрьмы, потеря чести, гордости, положения в свете. Что он предпочел унизительной процедуре публичного суда бегство. Что он сделал непоправимую ошибку и слишком поздно понял это.
— Дэл, родная, прости, ради бога. Я не мог иначе. Я хотел тебя вызвать в Мексику. Тебя и Маргарэт. Там было хорошо. Очень хорошо. Но потом я узнал, что… что подозрение с меня снято. И теперь все в порядке. И не будет суда. Ничего не будет, понимаешь? Все в порядке, Дэл. Клянусь тебе.
Он старался лгать спокойно, чтобы она поверила. Он старался сам поверить своей лжи.
— Ты больше никуда не уедешь?
— Нет, — сказал он. — Нет. Нет. Нет. Атол вздохнула.
А Маргарэт уже большая. Восемь лет. Она сейчас у бабушки.
— Душно, — сказал Билл. — Для чего эта герань? Тебе нужен свежий воздух.
Он подошел к окну, поднял раму и сбросил на улицу глиняные горшки. Они глухо ударились о тротуар. Горячий степной ветер вздул занавески.
— Вильям!
Билл стряхнул руку миссис Холл со своего рукава и выбежал в коридор. Там он прислонился лбом к прохладной штукатурке стены и перестал слышать все.