Тут я пришел, наконец, в себя и принялся носиться взад и вперед вдоль насыпи, стреляя в воздух и дико крича. Биль и Джек стреляли по ту сторону состава и тоже орали точно сумасшедшие.
— Молодчина! — крикнул мне Энди, пробегая мимо. Два или три пассажира бросились к ступенькам вагонов, но я выстрелил в воздух над их головами — и они нырнули обратно.
Забава становилась все жарче, и я чувствовал себя наверху блаженства, как пьяный.
Тут паровоз снова запыхтел — и поезд тронулся. Он медленно прошел мимо нас, мигнул фонарем на заднем вагоне и скрылся за лесом. Наступившая тишина была как удар грома. Через насыпь перелезали Энди и Боб.
— Быстро! — скомандовал Энди, и мы пустились в обратный путь.
Я недоумевал.
— Не нашли ни гроша? — спросил я, наконец, у Энди.
— Нет, почему же, — отозвался он. — Мы попали-таки в служебный вагон.
А я и не подозревал, что они успели зайти в почтовый вагон. Я был так охвачен возбуждением, что не сообразил, к чему клонились маневры Энди.
Оказывается, он держал под прицелом машиниста, а Боб занимался проводником. Оба оказались очень сговорчивыми. Проводник даже сам вскрыл кассу и передал Бобу содержимое.
Больше я ни о чем не спрашивал.
Еще задолго до рассвета мы въехали в лес, в котором был разбит наш лагерь.
Мы с Джеком раздули костер и поставили на огонь котелок с кофе. Меня мучило любопытство узнать поскорее, какова наша добыча.
Но Джек беспрерывно болтал какую-то ерунду, остальные, посмеиваясь, слушали. Никто из компании, казалось, не думал о добыче. Они глотали кофе и обгрызали мясо с костей, как будто в еде был весь смысл жизни.
Наконец Энди потянулся, зевнул и сказал:
— Биль, принеси-ка сумку. Посмотрим, что там у нас. Мы все улеглись вокруг костра. Биль швырнул сумку к ногам Энди. В сумке оказалось два небольших пакета. Энди вытащил один из них, открыл его и высыпал в свою шляпу кучку драгоценностей. Маленькие синие и красные камешки, золотые цепочки с крестиками и медальонами, часы и кольца.
Энди разделил все на пять примерно одинаковых кучек. Потом вскрыли другой пакет. В нем оказалось шесть тысяч долларов. Сумма эта также была честно поделена. За какие-нибудь полчаса, полные захватывающего возбуждения, я заработал столько же, сколько за целый год практики окружного судьи.
Вот мой рассказ, дорогой Билл. Мне хотелось бы назвать его «Ограбление поезда». Если ты придумаешь название лучше — я не возражаю.
Жду скорого ответа.
Э. Дж.».
«Питтсбург, 13 сентября 1901 года.
Дорогой товарищ,
ваш быстрый ответ получил сегодня и прочитал с удовольствием. Уверяю вас, что для человека, находящегося в Питтсбурге, не может быть ничего приятнее, чем весть из тюрьмы. Он точно Лазарь, который, поджариваясь в аду, смотрит, как богач приказывает подать себе экипаж.
Неужели я так привязался к тюрьме Огайо?
Нет, сын мой, все на свете относительно. Я пытаюсь только с царской щедростью отдать Питтсбургу должное. Единственное отличие между Питтсбургом и тюрьмой заключается в том, что здесь не запрещается разговаривать во время обеда.
Теперь о вашем рассказе. Его надо чуточку переделать. Вот мои советы.
Никогда не пренебрегайте характерами описываемых людей, окружающей обстановкой, особенностями местности, в которой разворачивается действие, и — это, пожалуй, главное — говором, языком своих героев. Все должно быть принято во внимание. Все должно находиться в гармонии с темой.
Не надо выражаться высокопарно, цветисто, сложно. Настоящая проза всегда естественна, сдержанна и остра, как хорошо отточенный нож. Не пытайтесь удивить читателя необычными словечками. Это дешевый прием. Постоянное его применение ослабляет впечатление от прочитанного, а потом просто набивает оскомину.
Писать мнимо-сложно — не трудно. Писать просто — каторга. Простоты добиться всегда труднее всего, ибо простота сродни совершенству и красоте.
Фраза не должна хранить следа ваших усилий.
Далее. Вы написали рассказ (я говорю, конечно, вообще о рассказе). Первое условие настоящей вещи — не воспроизводить рабски те события, которые вы хотите изобразить.
Надо очень хорошо обдумать какой-нибудь основной эффект и изобразить затем такого рода события или так скомбинировать факты, чтобы этот основной эффект выделился. В рассказе не должно быть ни одного слова, прямо или косвенно не относящегося к заранее выбранному рисунку. Рассказ — это задача на составление одного уравнения с одним неизвестным. Если читатель сразу определит это неизвестное — значит, уравнение составлено неверно. Вот вам кратенькое руководство к дальнейшему. Как поживает Билли Рэйдлер? Попросите его снизойти и написать мне хотя бы две строчки.
Остаюсь преданным —
В. С. П.».
«Колумбус, Огайо, 28 сентября 1901 года.
Дорогой Билл,
на днях со мной произошла любопытная история. Я сидел и выписывал требования в канцелярии, как вдруг в комнату вошел высокий, плотный человек, грубоватый и самоуверенный.
— Я — Марк Ханна, — отрекомендовался он.
— Очень приятно, — ответил я.
Будь это сам Иисус Христос, я, наверное, ответил бы так же. Мне были безразличны громкие имена. Для меня в тюрьме они просто не существовали.
— Я сенатор Марк Ханна, — сказал он.
— Отлично, — сказал я. — Я вас узнал по портретам в газетах.
— Где начальник? — спросил он, видимо, уже не надеясь поразить меня.
— Вышел, — ответил я.
— Он прошелся по канцелярии и остановился у моего стола.
— Мне нужен человек по фамилии Дженнингс.
Теперь я оглядел его с любопытством.
— Это моя фамилия.
Он усмехнулся.
— Ну нет, вы как раз не тот Дженнингс, которого мне нужно. Тот парень грабил поезда на Индейской территории. Он настоящий бандит.
Я встал из-за стола. Кажется, даже побледнел.
— Сенатор Ханна, все люди равны перед стволом кольта сорок четвертого калибра.
И в этот момент в канцелярии появился Дэрби.
— Что это за тип? — спросил Ханна, показывая на меня.
Это специалист по ночным налетам на поезда. Эль Дженнингс. Вечник.
Ханна засмеялся.
— Я ему не поверил. Извини, приятель, — обратился он ко мне. — Я слышал о тебе от одного из моих друзей. Мне кажется, что ты прямой человек. Человек дела. При случае я поговорю о тебе с президентом Мак-Кинли.
Потом он ушел в кабинет Дэрби.
Вот, собственно, и вся история. Не кажется ли тебе, Билл, что он может выхлопотать мне помилование?
Эльджи».
«Питтсбург, Айрон Фронт Отель. 5 октября 1901 г.
Эль, это же чудесно! Ханна может это сделать. Он посадил в Белый Дом нынешнего президента, и, кроме того, он имеет закладную на все барахло Соединенных Штатов. Будьте спокойны, я узнал это из надежных источников. По-моему, можно ожидать помилования недельки через две. Постараюсь к этому времени зафрахтовать кареты.
Кстати, о рассказе. Я его проредактировал и послал Уэнемекеру. Старик ответил, что чек будет выслан сразу по напечатании. Как только чек будет получен, я пришлю вам вашу долю.
Да, прошу вас никому не открывать моего nom de plume.[8] Именно теперь, когда дела у меня налаживаются, я меньше всего хотел бы, чтобы кто-нибудь узнал его.
Сообщите, получили ли вы маленькую книжонку о том, как писать короткие рассказы? Я спрашиваю потому, что заказал ее на складе издательства и попросил прямо переслать вам. С этими проклятыми жуликами нужно всегда быть настороже, иначе они в два счета обведут вас вокруг пальца.
Передайте привет и мои наилучшие пожелания Билли Рэйдлеру и доктору Уилларду.
Жду ответ.
Остаюсь ваш — Б. П.».
Билл выходил на новую тропу.
В Питтсбурге, несмотря на предложение Рочей остановиться у них, он поселился в Айрон Фронт Отеле.
Он не взял ни цента из денег, предложенных миссис Роч. Он осторожно тратил свои семьдесят пять долларов.
Он ждал.
Он знал: в конце концов из Вашингтона, Нью-Йорка или из Сан-Франциско придет письмо с предложением.
А пока ежедневно к десяти утра он шел на Четвертую авеню и останавливался против большого коричневого дома, окна которого были прикрыты зелеными жалюзи.