Девушка уткнулась в журнал, игнорируя присутствие Лестера, который стоял, как обычно засунув руки глубоко в карманы брюк, и пристально смотрел на нее.
— А что ты читаешь?
Напуганная внезапной переменой в его голосе, она взглянула на него. Голос стал мягким, добрым, почти извиняющимся, словно бы старший брат внезапно понял, что у его сестренки есть чувства и она тоже человек. И он улыбался.
— Это все про электронику? Ты же девушка. И ты пытаешься понять технические характеристики аудиотехники?
— А что тут такого? — Она, как всегда, заняла оборонительную позицию. — Мне это помогает объяснять покупателям особенности тех товаров, которые я им продаю.
— Боже, какая невероятная добросовестность! — Это замечание было высказано с искренностью, без тени сарказма. И она покраснела от первого за все время настоящего комплимента, которым он ее наградил.
Вошел Роланд, и Лестер сказал:
— Скоро твоя сестра столько будет знать про технику, что сможет открыть собственный магазин. — Они засмеялись. — Придется мне заглянуть как-нибудь в лавочку Фила Полларда и проверить ее знания. И если это случится, Элиза, то обещаю тебе — я буду самым привередливым покупателем, какой только у тебя был!
Роланд пригласил его сесть, но он отказался и беспокойно бродил туда-сюда по гостиной. Остановившись спиной к занавескам на окнах, он посмотрел на часы, как будто только что принял какое-то решение.
— Роланд, ты не против, если я сейчас позвоню Нине? Последнее время она мне не пишет, и я хочу знать почему.
— Она, наверное, занята, Лестер, — сказал Роланд, стараясь найти объяснение, которое развеяло бы тревоги друга. — Ты же знаешь, сколько у медсестер работы.
— Хорошо, допустим, она занята, но, черт возьми, ведь она, в конце концов, помолвлена со мной!
Элиза пошла наверх. Ей невыносимо было бы слушать, как Лестер говорит с девушкой, на которой собирается жениться.
Она сидела на кровати и читала, пытаясь не замечать голоса Лестера, но он говорил так громко и напористо, что она невольно прислушивалась.
— Да, я знаю, ты мне говорила, что вы часто видитесь, но я думал, что так надо по работе. В конце концов, ведь это естественно, что медсестры все время работают с докторами… Но почему ты не говорила мне, что вы вместе куда-то ходите? Не хотела меня расстраивать? Очень благородно! Хорошо, значит, ты разрываешь нашу помолвку? Давай. Считай, что это свершившийся факт. Пришлешь мне обратно кольцо? Нет уж, спасибо, оставь его себе на память о моей любви!
Трубка с грохотом была брошена на место, и воцарилась глубокая, мертвая тишина. «Как мне теперь быть? — подумала Элиза. — Пойти к нему вниз? Посочувствовать?» Нет, этого она сделать не могла.
Она слышала, как Роланд сказал:
— Иди сюда, старина. Налью тебе чего-нибудь выпить.
Элиза сидела, уставившись на ковер невидящими глазами. В комнате под ее спальней слышались голоса, время от времени прерываемые длинными болезненными паузами. Через некоторое время она поняла, что уже темнеет. Ей придется спуститься вниз, ничего не поделаешь: пора подавать вечерний чай. Она бесшумно спустилась. Было совсем тихо, и она решила, что Лестер уже ушел. Открыв дверь гостиной, девушка остановилась. Он стоял в комнате, один, безнадежно глядя в догорающий в камине огонь. Она попятилась, но он окликнул ее скрипучим резким голосом:
— Ради бога, заходи, не скребись там, как идиотская мышь.
Плечи у него были сгорблены, дыхание хрипло вырывалось из груди, а глаза наполнились горечью и болью.
Элиза отважилась сказать:
— Мне так жаль, Лестер…
— Только не нужно меня жалеть. Что ты в этом понимаешь? Ты, с твоим жалким мышиным характером. Ты ничего не знаешь и никогда не узнаешь. — Он повысил голос: — И перестань смотреть на меня так, словно у меня умерли все родственники!
Вошел Роланд и стал переводить взгляд с одного на другую. Он увидел побледневшее лицо сестры и злые глаза друга.
Элиза упала в кресло. Она говорила себе, отчаянно пытаясь сдержать слезы: «Ему сейчас больно, его обидели, и он не может с этим справиться. Поэтому он обижает меня. В этом все дело».
Он продолжал тем же злым, жестким тоном:
— Просто меня бросила девушка, вот и все. Вокруг полно других женщин, и я могу вполне восполнить эту потерю. — Он встал перед ней. — Вот ты, например. Ты как-то укусила меня, на всю жизнь оставив метку. Почему бы мне не отплатить тебе тем же и не оставить шрам на твоем сердце?