Элиза побрела прочь и начала неудержимо всхлипывать. Дойдя до поворота дороги, она обернулась. Он стоял на том же месте, глядя ей вслед, и при виде его сердце девушки подпрыгнуло. Она пошла дальше, пока лес и Лестер совсем не скрылись из виду. Лязг машин затих вдали, и настала тишина, как раньше. По дороге домой она говорила себе, что плачет из-за деревьев, хотя в душе знала, что отчасти это было из-за Лестера.
Как обычно, тем вечером Элиза была у себя в комнате и пыталась читать, но мысли ее все время отвлекались от книги. Она поставила пластинку, но не смогла разобрать ни одной ноты. Она была возбуждена, огорчена и боялась, что придет Лестер.
Резкий звук дверного звонка заставил ее вздрогнуть, будто она дотронулась до голого электрического провода и ее ударило током. Она слышала, как Лестер спросил Роланда:
— Где твоя сестра?
— Наверху, — был ответ.
— Отлично, — натянуто произнес Лестер, затем послышались его шаги по лестнице — он перескакивал сразу через две ступени.
Он вошел к ней без стука и предупреждения. Она резко подняла голову и посмотрела на него. Бесполезно протестовать, говорить, что он должен был спросить разрешения, — он здесь, и с этим надо смириться. Она не выдержала и отвела взгляд, но тон и слова ее были воинственными:
— Если думаешь, что я намерена просить у тебя прощения, то ты ошибаешься. — Она вздернула подбородок. — Это ты должен извиниться. — Его брови поползли вверх. Она выпалила: — За убийство, которое ты инициировал и в котором сам принимал участие. За убийство этих деревьев!
— Ах вот оно что. Теперь я уже убийца, это вдобавок ко всем моим остальным «достоинствам». Спасибо. — Он засунул руки в карманы и оперся спиной о ее шкаф. — Что ты собиралась сделать сегодня утром? Устроить сидячую забастовку? В мелодраматическом отчаянии броситься под колеса одного из грузовиков? Или сесть на полянке и ждать, пока какое-нибудь дерево упадет на тебя, и таким образом совершить последний благородный героический акт?
Элиза процедила сквозь зубы:
— Я должна была догадаться, что ты отнесешься к этому цинично. — Она смотрела на него, закипая от злости. — Твоя беда, Лестер Кингс, в том, что ты полностью лишен чувств и эмоций. Ты бесчувственный, беспощадный и эгоистичный. — Она тяжело дышала, пытаясь найти в памяти еще какие-нибудь уничижительные прилагательные, чтобы завершить его описание.
— Продолжай, — попросил он. — Мне очень полезно послушать, какого ты обо мне высокого мнения. Это переполняет меня гордостью за себя.
— Хорошо, продолжу. К чему удивляться, что твоя подружка тебя бросила — на ее месте я бы сделала то же самое. Ты холодный, черствый и бессердечный!
Он медленно подошел к ней.
— Достаточно! Давай-ка проясним одну вещь. Тебе не светит оказаться на ее месте. Ни одна женщина больше не будет допущена ко мне так близко. А ты в особенности.
Она не могла поднять на него глаза, чтобы он увидел, сколько в них страдания.
— Ты получаешь настоящее удовольствие, делая людям больно, — промямлила она, весь ее пыл уже иссяк. — Особенно мне.
— А что, по-твоему, еще я должен делать с женщиной, которая не пропустит ни одного дня, чтобы не напомнить мне, как она меня ненавидит? Броситься ей на шею и признаваться в любви?
«Ненавидит? — подумала она. — Если бы ты только знал, Лестер, если бы ты только знал…»
— Позволь кое-что тебе сказать, Элиза. Чувства у меня есть, и сердце тоже на месте, во всяком случае то, что от него осталось после моей бывшей невесты. Думаешь, мне самому нравится стоять там и смотреть, как падают деревья? Думаешь, у меня не осталось никаких воспоминаний, и, когда они валятся одно за другим, у меня не возникает ощущения, что часть меня уходит навсегда?
— Но, Лестер, — прошептала она, — почему же тогда?.. — Потом она вспомнила. — Вчера днем это не тебя я видела в лесу, в тумане?..
Он посмотрел вниз, задирая кусочек ковра мыском ботинка.
— Да. Я тебя тоже там видел. Не стал с тобой говорить. Хотелось побыть одному, и мне показалось, что ты была настроена так же.
— Тогда, Лестер… — взмолилась она. Надежда затопила ее. — Если ты тоже так к этому относишься, почему ты не можешь остановить…
— Об этом не может быть и речи. — Он выпрямился. — Земля принадлежит деду. Мой дед постановил, что там должны быть построены дома. Я работаю у него и должен выполнять его указания. И вообще… — Голос его изменился, стал отдаленным и сдержанным. — Посмотри правде в глаза: если бы мы, Кингсы, не стали там строить, то кто-нибудь другой пришел бы и сделал то же самое. Это место было обречено.