— Он в ужасном настроении. Смотри, осторожнее.
Было так непривычно видеть Фила в дурном расположении духа, что Элиза сразу занервничала, когда открыла дверь в его кабинет. Он обернулся, как только она вошла.
— Доброе утро, мистер Поллард. — Голос ее прозвучал неестественно бодро.
Фил коротко кивнул ей, продолжая просматривать кипу счетов, лежавших у него на столе. Она сняла чехол с пишущей машинки и села за нее. Молчание стало невыносимым, и она почувствовала себя виноватой, хотя для этого не было никаких причин.
— Значит, ты теперь недолго будешь у нас работать.
Это было сказано так резко и так раздражительно, что она крутанулась на стуле и уставилась на Фила. Он же не мог еще услышать о ее помолвке с Говардом, потому что она даже еще не ответила тому окончательно.
Она поинтересовалась, что он имеет в виду. Он смотрел в стол.
— До меня дошли слухи...
— Насчет чего?
— Я кое-что покупал вчера у Уилфа Френли, и он мне рассказал, что вы с...
Она перебила его:
— С Лестером Кингсом? — и засмеялась, таким образом делая предмет разговора недостойным даже обсуждения. — Да, я сама об этом слышала, но это полная чушь.
Он ее не слушал.
— Ты так долго притворялась, что ты на моей стороне, даже приходила на митинг протеста... Как ты только могла перейти в лагерь врага? Дошла даже до того, что завела с ним роман... — Он покачал головой. — И ты, именно ты... Я понять не могу, как это могло произойти.
— Мистер Поллард, послушайте, меня, это все неправда!
Наконец он посмотрел на нее, увидел серьезность в ее лице, услышал искренность в голосе и, казалось, начал ей верить. Но на лице его было написано упрямство, и в глазах снова появилось недоверие. Она не смогла как следует убедить его.
Надеясь окончательно успокоить его, она спросила:
— Вы в последнее время бывали в поместье? Вы видели, как красиво и эстетично там все сделано?
Он проворчал:
— Бывал там? Да я там, можно сказать, живу. Я там торчу почти постоянно. Я твержу себе все время, что это безумие, но у меня по-прежнему каждый раз болит сердце, как только представлю, как все это выглядело бы сейчас, весной...
Элиза вернулась к работе. Она только теряет время, пытаясь убедить его. И вдруг она вспомнила его слова: «Я торчу там почти постоянно». Она задержала дыхание. Значит, Лестер был прав? Фил Поллард мстит семье Кингсов? Он хладнокровно занимается саботажем? Но ей не верилось, что он на это способен. Это было совсем не в его характере. Ведь он такой честный, прямолинейный... или нет?
В тот вечер разразилась буря. Элиза, как обычно, была у себя в комнате. Отец работал, Роланд собирался на свидание с Кларой. Дом молчал. Она слушала пластинку. Это была «Шехерезада». Но в этот раз волшебство музыки не захватывало ее.
Она была беспокойна, взволнована, мучима страшными предчувствиями надвигающейся беды. Когда она сняла наушники, злясь на саму себя, в дверь настойчиво позвонили. Это был не просто звонок, это был непрекращающийся крик о помощи, он звенел и звенел, пока дверь не открыли. Она услышала знакомый зловещий голос:
— Где твоя сестра?
Элиза узнала голос и узнала интонации. Она испугалась. Она слышала, как тяжелые ботинки прогрохотали по лестнице, дверь распахнулась, и в комнату ворвался Лестер. Он был в рабочей спецовке, значит, приехал прямо со стройки. И он был вне себя от злости. Подойдя к ее кровати, он протянул руки и схватил ее за плечи. Он безжалостно затряс ее, железные пальцы так вдавились ей в тело, что оставили синяки.
— Вели своей шайке прекратить это! Скажи своим вандалам, чтобы они перестали нам мешать. Все, вы меня убедили, Я понял, что вы никогда не простите нас за то, что мы начали строительство в этом чертовом лесу. — Он еще раз сильно встряхнул ее напоследок и убрал руки. Потом вдруг уронил голову на грудь. — Хорошо, я все понял. Я ненавижу себя и своего деда. А теперь пора прекратить это опасное безумие!
Ошеломленная, с пульсирующей болью в голове, она подняла на него обезумевшие, перепуганные глаза и хрипло проговорила:
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он наклонился над ней, в лице его появилось нечто зловещее.
— «Я не понимаю, о чем ты говоришь», — жестоко передразнил он ее. — Я тебе скажу, о чем я говорю. Я имею в виду дом, уже почти полностью законченный, отделанный внутри, с мебелью, с оборудованием — мы собирались его открыть для осмотра как образец... — Он вдруг остановился, словно пораженный какой-то мыслью. — Тот самый дом, который ты так тщательно осматривала в ту ночь, когда на тебя бросилась собака...
Она прошептала:
— Дом на том месте, где раньше стоял граб?
— Тот самый. Который ты должна ненавидеть. — Он остановился. — Я вижу, ты и сама уже все знаешь. Мне продолжать?
Она еле выговорила:
— Пожалуйста.
— Теперь в этом доме нет стекол — все разбиты. Краской — по великолепной иронии купленной в нашем магазине красок — испачканы все стены внутри, в каждой комнате. Все кухонные приспособления выломаны и разбиты, почти вся мебель разломана на кусочки. Что, мне продолжать?
Она прижала руки к щекам, расширив глаза от ужаса при страшной мысли. Она вспомнила: «Я там часто бываю» — так сказал Фил. .
— Прости, Лестер, — едва смогла прошептать она. — Я ничего об этом не знаю.
— Ой, только не надо строить из себя невинную овечку. Я знаю, ты к этому причастна, несмотря на то что ты снова спуталась с Говардом Билем — возможно, только для прикрытия. Перестань покрывать Фила Полларда. Он ведь и есть преступник? Нанял шайку бандитов, он стоит за всем этим. При твоей преданной, любящей поддержке.
Она посмотрела на него с недоумением.
— Любящей поддержке?
— Ты вовсе не такая чистая и безыскусная, как хочешь выглядеть, перестань притворяться, что между вами ничего нет, когда я отлично знаю...
Она прижала ладони к щекам.
— Прекрати! — Она чуть не зашлась в истерическом смехе от иронии всего происходящего. Сегодня утром Фил Поллард обвинял ее в связи с Лестером. А теперь Лестер обвиняет ее в том же самом, только с Филом.
Он воспринял ее восклицание как признание причастности. Он продолжал, немного тише:
— Теперь этим будет заниматься полиция. До сих пор я не хотел ее вмешивать, потому что... — Он замолчал, но она знала, что он собирался сказать дальше. Он продолжал: — Потому что всем станет об этом известно. Теперь все изменилось. Прости, Элиза, но я вызываю полицию.
Она умоляюще посмотрела на него. Если бы она могла убедить его отложить звонок в полицию хоть на немного, она могла бы успеть переговорить с Филом, упросить его прекратить, может быть, убедить его в бесплодности его действий.
— Пожалуйста, Лестер, прошу тебя, подожди, — прошептала она. — Еще хотя бы несколько дней. — Но по его безжалостному взгляду она поняла, что молит его напрасно. В его взгляде читалась одновременно жалость и омерзение.
— Неужели ты так безумно влюблена в этого мужчину, что попытаешься убедить меня не прибегать к совершенно обоснованной в данном случае помощи полиции с целью пресечь его преступные действия?
Она встала.
— Это не Фил, Лестер! Клянусь, это не он! — Она схватила его за руку, чтобы заставить выслушать себя, но он яростно оттолкнул ее, вышел из комнаты, спустился и хлопнул дверью.
На пороге стояли отец и Роланд.
— Что такое случилось?
Она без сил опустилась на кровать, глядя на них, но не видя.
— Лестер приходил. Он... он... — Она не смогла продолжать. Бросившись на постель лицом вниз, вцепилась в подушку и зарыдала отчаянно и беспомощно.
На следующий день Фил не пришел в магазин. Элиза даже не смела думать почему. Она была подавлена и молчалива, время от времени ловила на себе изумленный взгляд Клары. Однако та ни о чем ее не спрашивала, видимо догадываясь, что, если бы она это сделала, Элиза просто разрыдалась бы. Так медленно ползли утренние часы. В глубине сознания Элизы затаился невыразимый страх. Каждый раз, когда звякал колокольчик у входа в магазин, она думала: «Это полиция!» Каждый раз, когда она слышала, что Клара разговаривает с посетителем, она думала: «Это не полицейский ли расспрашивает ее про меня?»