Наступило время обеда, но ее так и не пришли арестовывать. Она спросила Клару:
— Хочешь помогу тебе в магазине сегодня после обеда?
— Нет, милая, я сама справлюсь. Иди домой и отдохни хорошенько.
Но Элиза не могла отдыхать. Она взялась за домашние дела, надеясь, что это даст выход ее беспокойству. Но из этого ничего не получилось. Она поймала себя на том, что весь день настороженно прислушивается, не раздастся ли роковой звонок в дверь, который возвестит о приходе полиции. Ей не приходило в голову, что, даже если бы они и пришли, ее невиновность была бы довольно скоро доказана, после первого же допроса. Но из-за того, что Лестер считал ее виновной, она сама считала себя таковой.
Вечером она осталась одна. Роланд ушел к Кларе, а у отца были вечерние занятия в колледже. Элиза стояла у окна, утомленная постоянным напряжением, полная нервного возбуждения, которое не хотело ее отпускать. Она смотрела на дождь, который впитывался в землю, и поеживалась, чувствуя прохладу апрельских сумерек. Низко и мрачно нависали тучи, и небо потемнело раньше времени.
Она не могла больше оставаться одна в доме, где ей нечем было заняться, кроме как бороться со своими страхами. Она изгонит этого демона вины, она пойдет на стройку. Элиза побежала наверх и надела новую красную куртку и брюки, натянула сапоги и заправила в них штанины. Плотно завязала шнурок капюшона под подбородком и вышла из дому.
Зачем, спрашивала она себя, шлепая по лужам и слизывая капли дождя, попадавшие ей на губы, она вышла из дому в такой вечер? Дождь шел сплошной пеленой, воздух был наполнен паром, все тонуло в тумане. Прохожие смотрели на нее с интересом, восхищаясь цветом ее одежды и твердостью походки. К тому времени, когда Элиза добралась до входа в поместье, она уже перестала искать причину своего внезапного решения прийти сюда. Наверное, это был инстинктивный порыв или женская интуиция, но, как бы то ни было, место манило ее.
Она остановилась и прислушалась, в тихом влажном воздухе ничего не было слышно, кроме ее собственного дыхания. Все вокруг замерло в ожидании, в жуткой удушающей тишине, которая давила и страшила ее. Тишина заставила ее быть осмотрительной, она осторожно озиралась по сторонам, вспоминая, как в последний раз входила в лес накануне того дня, когда деревья были повалены.
Воображение играло с ней злые шутки, наполняя это место призраками деревьев, которые вернулись потребовать назад землю, принадлежавшую им веками. По спине ее прошла холодная дрожь. От приступа страха волосы встали дыбом. Как памятник невозвратным прошлым временам, перед ней высился дом, построенный на месте старого граба, дом, который был варварски разгромлен кем-то, кем овладело бешеное желание мести.
Она заглянула в окна и отшатнулась, увидев хаос, царивший там. Тот, кто в состоянии был причинить такое разрушение, был опасен, его нужно было избегать и бояться. Она отвернулась, подавляя дрожь, не в силах вынести этого зрелища. В вагончике, где располагался кабинет Лестера, не было ни признака жизни, ни огонька.
Но что-то привлекло ее взгляд, и она застыла от ужаса. Она заметила какое-то движение, услышала какой-то приглушенный шум. Или это шутки сумерек, дождя и тишины? Она уставилась на темный силуэт вагончика, напрягая зрение, чтобы проникнуть сквозь серую завесу дождя. Она затаила дыхание. Там кто-то был — мужчина — он пытался влезть в дом!
Послышался легкий звон разбитого стекла, и она побежала на этот звук. Бездумный, безрассудный инстинкт толкнул се на это действие, и, только когда она оказалась на близком расстоянии от преступника, она поняла свою ошибку. Вместо того чтобы бежать прямо навстречу опасности, ей нужно было броситься бежать за помощью. Но было уже поздно.
Глава 11
Она резко затормозила, собираясь развернуться и кинуться в сторон у дороги. Но мужчина уже увидел ее. Он спрыгнул с подоконника и подошел к ней, слегка нагнув голову, воротник его пальто был поднят, грязный красный шарф обвязан вокруг шеи. Его злобные глаза уничтожающе оглядели ее. И когда ухмыляющаяся физиономия оказалась прямо у нее перед носом, она сразу же поняла, кто преступник.
— А, так это ты был, — прошептала она. — Это ты тут все разгромил и тащил все со стройки...
— Очень догадливая, да? — зарычал он. — А ты та маленькая птичка, из-за которой меня уволили. Я тебе за это кое-что должен, лапуля. — Он коварно оглянулся по сторонам. — Мы тут совсем одни. Никто нам теперь не помешает. Сейчас я тебе за все отплачу — прямо здесь!
Он прыгнул на нее, схватил и, оттащив назад, прижал к земле. Она упала с гулким звуком, завизжала и стала бороться, стараясь высвободиться, она дралась ногтями, ногами и вопила во весь голос.
— Лестер! — верещала она. — Лес...тер!
Но Лестера здесь не было, и никто не услышал ее призыв.
Рука зажала ей рот, Элиза вцепилась зубами в ладонь со всей силой и яростью животного. Он закричал от боли, но его хватка не ослабла. Его руки постепенно пробирались, медленно, беспощадно, убийственно, к ее горлу.
Внезапно раздалось громкое рычание. Четыре лапы и тело, покрытое грязной шерстью, прыгнули на спину мужчине. Зубы, ужасные и острые, вонзились в его куртку, вцепились в нее, стали рвать и, наконец, добрались до тела.
В панике мужчина откатился вбок, оставив Элизу в покое. Она быстро вскочила, не дыша, с завороженным испугом наблюдая, как собака атакует человека.
С титаническим усилием, порожденным стремлением выжить, мужчине удалось тяжело подняться и встать на ноги. Затем он бросился со всех ног бежать через груды строительного мусора, щебня, через поля, собака преследовала его по пятам, клацая зубами, Рыча, лая и не отставая от него.
Крики, рыки и тяжелые шаги наконец затихли и совсем смолкли вдали. Элиза снова была одна в зловещей тишине дождливой ночи. Только ее тяжелое дыхание нарушало это молчание, смешиваясь с шорохом дождя, который падал на насквозь промокшую землю, отскакивал от кирпичей, досок и серого брезента.
Она оглядела себя, расставив в стороны руки, как будто боясь оскверниться грязью, которая толстым слоем покрывала ее одежду. Руки и ноги у нее тряслись, зубы стучали, и, когда наконец внятные первые мысли выступили из охватившей ее бури эмоций, она сразу стала думать, что ей теперь делать.
«Лестер, — подумала она. — Надо сказать Лестеру». Она развернулась, скованная, как ходячая кукла, и, тяжело ступая ногами, с которых капала грязь, через стройку выбралась к дороге.
До дома Альфреда Кингса она добиралась дольше, чем предполагала, но всякий раз, когда ноги ее подгибались, она вспоминала про Лестера и снова шла вперед. Когда она тащилась по садовой дорожке к парадной двери, та показалась ей такой же далекой, как ворота рая. Пошарив пальцами по стене в поисках звонка, нащупала и позвонила. Твердые решительные шаги послышались за дверью в ответ на ее звонок, и они показались ей самым сладким звуком из всех, которые она слышала.
— Ах, моя милая, — воскликнул озабоченный сострадательный голос, обволакивая ее теплом еще прежде, чем она переступила порог. — Входи, входи скорее.
Элиза стояла, перепачканная и беспомощная, на коврике у входной двери. Она слышала, как миссис Деннис позвала:
— Мистер Лестер, мистер Лестер, идите сюда скорее!
Дверь наверху открылась. Послышался голос:
— Что-то случилось, миссис Деннис? — Лестер перегнулся через перила. — Элиза! — Он чуть не кубарем скатился вниз по лестнице. — Господи боже, что с тобой случилось? Скажи, что случилось!
Но она только покачала головой, не в силах говорить, поднимая руки в призывном, беспомощном жесте. Он протянул к ней руки, и она оказалась в его объятиях. Невзирая на ее состояние, он обнял и крепко прижал к себе ее все еще дрожащее тело.